Шрифт:
— Я был рад услышать, что ты, единственный долгоживущий паренёк в этом херовом дворце, не лишился рассудка и активно борешься за свою жизнь, свободу, — Карл Гейзенберг вернул тёмные очки на глаза и гордо вскинул подбородок, — Что эти чокнутые ведьмы не сломили тебя. И я блядски сильно надеюсь, что ты послушаешь голос разума и сделаешь правильный выбор.
Расстроенный владыка отошёл от стены, к коей всё время прижимался спиной, разжал руку, разводя пальцы, и, будто примагнитив, вернул торчавший в штукатурке нож обратно.
— Если надумаешь — попроси Герцога, дабы он связал тебя со мной. Я приду, как только позовёшь. — мужчина поправил пальто, поднимая воротник, и повернулся в сторону небольшого коридорчика слева от двери в лавку. — Бывай, Стефан. — сказал он напоследок и исчез в проёме, свернув к лестнице, что вела дальше.
Брюнет же, продолжая находиться в недоумении, потёр рукою лицо и глубоко вздохнул. На первый взгляд, заручиться поддержкой уже не простого торгаша, а самого лорда здешних земель, было неплохим вариантом, но Карл, сам того не скрывая, собирается помочь не по доброте душевной. Он обязательно потребует что-то взаимен. И совсем не факт, что услуга будет простенькой и вряд ли оставит Госпожу равнодушной. И о каком доступе могла идти речь вообще? Становилось понятно, что Гейзенберг неспроста помедлил со своим уходом, скорее всего, он выжидал брюнета заранее. Но откуда взялась такая уверенность в их встрече? Почему абсолютно каждый в этом треклятом месте о чём-то знает, что-то скрывает, затевает какие-то интриги и именно Стефану приходится иметь с этим дело?
В любом случае, вопросов с каждым разом становилось всё больше и больше, а ответы никто давать не собирался. Находиться в Зале Четверых ныне было бессмысленно, ибо единственный толк спуститься сюда уехал, как выяснилось, ещё рано утром. Да и дневные обязанности от него никуда не делись. Посему задерживаться в месте, где без указаний делать нечего, не стояло. Молодой человек решил подняться в главный холл и создать хоть какую-то видимость работы, подбрасывая поленья в растопленный, скорее всего Камелией, камин. Пока он грел руки в тёплом воздухе, исходящего от язычков пламени, старающихся выбраться за пределы топочной корзины, подумывая над предложением Лорда Гейзенберга и планом Герцога, беловолосая ведьма вновь одарила парня своим присутствием, бесшумно встав рядом с ним.
— Мама желает тебя видеть. — спокойно сказал она, скрестив руки на груди.
— Зачем? — брюнет искренне удивился и немного напрягся. Альсина Димитреску мало того, что никогда лично не передавала свои приказы ему, обычно, делая это через старшую дочь или главную камеристку, а уж тем более про хотения поговорить с глазу на глаз подмечать как-то бесполезно.
— Не знаю. Просто попросила позвать тебя. — по интонации Бэлы было понятно, что такое поведение матери ошеломило и её. — Ежели ты что-то натворил…
И тут мурашки безумно забегали по спине. Вот будет потеха, если помимо одного владыки, о плане знает и вторая. Или же это из-за Кассандры, что всё-таки пожаловалась мамочке на нехорошего бессовестного мужлана. А, может, Камелия уже доложила о безответственном подходе к обязанностям? Как бы там ни было, предчувствие подсказывало, что без наказания он от Госпожи не уйдёт.
— Скажи, что ты не успел наделать глупостей своими поисками сокровищ. — ведьма совершенно не глядела на него, поглощая всё внимание танцующего пламени.
— Не переживай, — отчеканил он, — Всё будет хорошо.
***
Бэла сказала Стефу, что Леди Димитреску, когда ей необходимо успокоиться и привести мысли в порядок, посещает Оперный Зал. Музыка лечит душевные раны и унимает злость. Посему, после ссоры с Карлом Гейзенбергом Госпожа, через внутренний двор, направилась в северную часть замка. Молодому человеку же наружу, по крайней мере одному, выйти никто не позволит, из-за чего пришлось идти длинным путём, проходя коридоры и библиотеку, с пути, находящегося на втором этаже главного холла. Всю дорогу к гигантской женщине парень мысленно хоронил себя и чертовски сильно желал неожиданной встречи с её младшей дочерью, которая имела сильное влияние на мать. Но одновременно он понимал, что если причина вызова заключается в Кассандре, то Даниэле быть рядом совсем не нужно. Его и без того шаткое положение это только усугубит. Сама же Бэла составить компанию до оперной не захотела. Да и Стефан как-то на это не настаивал. Узнать то, за что Хозяйка будет брюнета, очень мягко говоря, отчитывать — ей совершенно не понравится.
Приближаясь к лестничному спуску, который, по идеи, ведёт в нужный ему зал, молодой человек услышал приятную мелодию клавишного музыкального инструмента. Он не спешил ступать вниз, боясь столкнуться с ужасными последствиями своих прошлых действий, но спокойная, умиротворённая композиция слегка подтолкнула парня, придавая уверенности в том, что Альсина гнев немного уняла. И как только последняя ступень была пройдена, молодой человек неприлично уставился на сидящую за фортепиано Госпожу: она плавно, но так мастерски, перебирала пальцами по чёрным и белым клавишам, прикрыв свои глаза, ровно дышала, наслаждаясь звуками, что издавал музыкальный инструмент под её воздействием, и вдыхала устремившейся к потолку дым, сочившийся тонкой струйкой из тлеющей в мундштуке сигареты. Выглядела она прекрасно. И как бы сильно парень её не боялся — нужно было признать, что в своей красоте, не смотря на возраст, дама ничуть не уступала дочерям. Он немного растерялся, от чего ноги запутались и каблуком лаковой чёрной туфли он наступил на плохо державшуюся в полу дощечку. Противный скрип мгновенно выбил женщину из мыслей и заставил обратить на себя внимание, прекращая чудесную игру на фортепиано. Комната, ранее наполненная мелодичными звуками, сразу же погрузилась в, казалось, мёртвую тишину. Стефан слишком сильно опешил; слова не хотели вырываться из горла, складывалось чувство, что он только-только проглотил язык, а глаза безумно заметались по сторонам, стараясь не встречать с янтарной радужкой Хозяйки. Парень смог лишь низко склониться, приветствуя свою Госпожу должным образом. Альсина же кивком головы приняла его поклон, но немного потянула прежде, чем сказать:
— Проходи…Стефан. — его имя произнести далось с каким-то трудом. Женщина ещё ни разу к нему так не обращалась. Да и, если на то пошло, не обращалась вообще никак. Он обыкновенный слуга, жалкий смертный, зачем уделять ему хоть какое-то внимание? Но, к её сожалению, молодой человек был излюбленной игрушкой драгоценной дочки, и из-за этого равнодушной леди оставаться не могла.
Брюнет послушно подошёл чуть ближе к музыкальному инструменту и напряг плечи.
— Присаживайся. — Хозяйка большой ладонью похлопала по мягкому пуфику и Стеф заметил, что её бледная рука не была спрятана под чёрной перчаткой; длинные худые пальцы, красные ухоженные ногти и золотые кольца не могли уйти от его внимания.