— Боюсь, это звучит как “надышался угарным газом”.

— Давай трактовать это как “очень устал от своей должности”. И уже подумывал сбежать, но повода не хватало… Вот она и стала поводом. Эльфийская принцесса, совсем малышка; ей тогда исполнилось не больше девяти лет. В ходе интриг она должна была умереть. Такова была её судьба. Но когда я посмотрел на неё… Тогда я не понял, что она моя душа: такие вещи были скрыты от мне подобных. В теории я и почувствовать не должен был, но… Не знаю, на самом деле, почему не смог забрать её. И не припишите мне никаких извращённых мотивов: детьми в интимном смысле отродясь не интересовался. Но забирать их жизнь мне раньше приходилось, так что жалость тоже не в списке. Но она смотрела на меня с таким восхищением… И совсем без страха… Теперь, оглядываясь назад, думаю, она почувствовала, что я — её душа. И именно потому сказала то, что сказала.

У ЛОРДА СМЕРТЬ КРАСИВЫЕ ГЛАЗА

— Что она сказала тебе? — во рту у меня было солоно.

— Что у меня красивые глаза. Представляете? Никто из них раньше мне такого не говорил.

13

Не знаю, что я испытала в тот момент. Даже не берусь определять.

Тут тебе и сомнение, и неверие… И странное облегчение, как будто годы интриг, дорог, лжи и борьбы вдруг сошлись в одной яркой, ослепительной точке.

Как будто во всём, что было и будет, вдруг появился смысл.

Я смотрела на Деррена. В его глазах тонули звёзды. Мне казалось, что вокруг клубится туман и колышется трава — хотя было это, конечно, не более чем иллюзией.

Возможно, и воспоминания, и чувства, которые я испытываю сейчас, тоже не настоящие… Возможно. Но щемящая боль в груди, сладкая и горькая одновременно — она кажется настоящей. Ощущается, как настоящая.

Лорд Смерть…

— Ты хочешь забрать свою душу в царство мёртвых? — уточнила я.

— Не совсем мёртвых, — усмехнулся он. — Скорее, проклятых.

— Ясно.

Тишина повисла между нами.

— Может, вы хотите спросить о чём-то ещё?

— Нет, — ответила я твёрдо. — Пока — нет.

Есть на свете вещи, которые, однажды озвучив, не забрать обратно.

Мне нужно время, чтобы обдумать это. И проанализировать. И, возможно, вспомнить.

— Понимаю, — он слегка улыбнулся и взял мою руку в свою. — Не бойтесь и не волнуйтесь, моя госпожа. Теперь я не спешу никуда. Да, нити глупых правил всё ещё опутывают меня, но я здесь, с вами. Так что я могу ждать.

Вот как?

— Ждать, пока я спрошу? Или пока загадаю желание?

— И того, и другого, — мягко рассмеялся он. — Я буду вашим верным псом, моя принцесса. И смогу защитить от всего на свете. Сделаю ради вас всё, без единого исключения.

— Звучит нездраво…

— Только не с моей точки зрения. Считайте это искуплением вины, которую я себе никогда не прощу. И всё же знайте: до тех пор, пока вы не загадали желание, силы мои в этом мире ограничены. Рогатая сволочь и его правила… Я смогу всё, защищая вас. Но в остальном мои руки связаны, пока вы не загадаете своё желание. Но потом…

Его ладонь скользнула по моей щеке. Вокруг нас заклубилась тьма, лаская меня своими прикосновениями.

— Как только желание будет загадано, меня ничто больше не будет ограничивать. Я буду вашей личной Смертью, которая подчиняется вам одной. Той самой силой, для которой нет преград и ограничений, которой не нужны дороги, чтобы приходить, от которой не спасёт ни один замок. Власть, месть, победа — просите, и получите. Трон, корону вашего отца, весь мир… Пожелайте, и я брошу это к вашим ногам.

И хотела бы я посмеяться над этой похвальбой, но тьма закручивалась вокруг меня воронкой, ласкала прикосновениями, знакомилась заново. Я чувствовала прикосновение чего-то древнего, могущественного, неназываемого. Чего-то, что не оставляло сомнений: он действительно может выполнить то, о чём говорит.

— Но какова цена? — спросила я.

Он склонился к самому моему уху, и шёпот показался мне ударом набата:

— Зёрнышко граната…

Я почувствовала, как неясные тени всколыхнулись в душе, отвечая на эти слова. Что-то тёмное, скрытое за тонкой границей сознания, завибрировало внутри, вызывая странное томление.

Я тряхнула головой, прогоняя наваждение.

— Зёрнышко граната — что? Посадить, прорастить, найти?

— Съесть, — в его голосе звучал смех, а вокруг нас плясала тьма. — Потому что зерно граната — это искушение, и принятие, и признание, и познание… Но мы поговорим об этом позже. Когда оба будем готовы к этому разговору. А пока…

Он не прикасался ко мне, но я чувствовала, как скользят руки над моей кожей. Жар его дыхания обжигал.

— Прикоснись, — полагаю, именно таким голосом говорило бы само искушение, случись ему ходить по земле. — Здесь, на границе между тем и этим, первое прикосновение не может быть моим. Ну же…