Шрифт:
— Я не уверен, — с опаской заметил Заррас, подходя к пустому дверному проему, — но в старых летописях почти каждого из домов говорится о том, что, когда мы только пришли сюда, в эти горы, у нас был особый источник силы. Храм, дарованный нашим покровителем. Но после он был утрачен. Как, почему, кто был тем, кто привел нас сюда — все источники молчат, — цокнул языком трау, — и мне совсем не нравится, что вокруг тебя всплывает столько древних сказаний, Терри, — первый раз меня так назвал, зараза серьезная, я чуть не прослезилась!
Вот только чутье подсказывало — нам пора. Что бы ни крутил там круг стихий, что бы ни пела Зимушка-Зима, не покидало ощущение, что то, что происходит вокруг всех нас — это воля самого мира. Мир чего-то ждет. Ищет перемен. Хочет вернуть утраченное. И кто мы такие, чтобы спорить с богами?!
Ну что, Терри? Долой из черепушки пафосные мысли и навстречу новым приключениям? Опасным или нет — время покажет! А сейчас чуйка буквально кричит — вперед, в разрушенный Храм!
Милый, похоже, у меня для тебя тоже будет сюрприз! Будешь знать, как жену родную в подземелье забрасывать! Брачную татуировку в этот миг словно объяло тьмой.
И мне показалось, что снова меня обнимает тень моего дракона.
«Я всегда буду рядом с тобой, Эстер. Иди. И ничего не бойся…»
Мотнула головой — глюк или нет — а так куда спокойнее. Все-таки мужское плечо за спиной хорошо, а два — лучше. Особенно если одно из них принадлежит твоему законному драконистому супругу.
И я ступила на каменные плиты древнего Храма. Храма, в который, в отличие от подземелий, словно перенесли частичку Зимы с поверхности. Медленно кружили снежинки, взявшиеся из ниоткуда. Тихо и плавно танцевали они, серебрясь в отсветах фиолетовых факелов, что вспыхнули при моем приближении. Зар шел чуть позади и сбоку.
Чуткий, напряженный как струна. Готов в любую минуту сорваться и покарать врагов. Но врагов здесь не было, зато был…
Иней. По стенам полз именно он. И отливал голубым отблеском зимней песни, и звенели небольшие сосульки — словно в такт ветру, что гулял по пустому помещению. Да, здесь не было практически ничего. Застывшая в нигде сказка — уж не знаю — страшная или не очень.
Величественные высокие своды в странных узорах и изображениях. Плиты, которые пережили века. Их щедро полировал тот же неведомый ветер, трепали подземные толчки, покрывали незаметные трещины-паутинки, но они стояли незыблемой стеной, сопротивляясь природе.
Пусто. Все равно пусто — и только наши гулкие шаги разносятся эхом по залу. Мне кажется, что их ритм тоже что-то шепчет. Невидимый ветер ерошит волосы, сбивает прическу, и я понимаю вдруг, что продрогла.
Неведомое ощущение правильности подводит к одной из стен, где изображен, кажется, эльф — уж не знаю — трау или нет. Грубо вырубленный рисунок, одни штрихи, казалось бы. Но есть что-то в развороте плеч, в движении тела на камне, в сильных руках, что вздымают к верху чашу, от которой, видимо, исходит сияние.
Не знаю почему, не знаю зачем, но протягиваю ладонь трау и командую:
— Надрежь.
Кровь откроет любые двери, — так говорила Иль, рассказывая о магии деймаров, эльфов крови, — нужно лишь знать, как правильно её пролить.
Я не знала, но отчего-то не сомневалась, что сейчас все удастся, все будет именно так, как мне хочется.
— Возьми. — Шепот. Касание. Легкое как перышко!
Кровь из моей ладони и надрезанной ладони Зара попадает прямо в центр чаши. Та вдруг вспыхивает алым, раздается почти беззвучный щелчок — казавшаяся монолитной плита расходится, открывая нашим взглядам небольшую комнатку.
Глава 4.
Здесь… своеобразно, пожалуй, — это первая ошеломляющая мысль, которая проскальзывает в черепушку. Фьють — едва ли не буран просвистел! Не думала, что этот волшебный мир меня ещё хоть чем-то способен удивить. Не думала, что в этом мире, полном волшебства и настоящих чудес, может существовать подобное…
Страшное и величественное. Пробирающее до дрожи, впечатляющее, захватывающее, буквально покоряющее. Статуя. Способно ли живое существо вообще сотворить такую невероятную красоту? При взгляде на застывшего навеки в камне мужчину хотелось упасть на колени, молиться и плакать.
Высокий, напряженный как стрела. Развеваются каменные полы плаща, растрепаны неведомым вихрем длинные волосы, сверкают кровавыми рубинами глаза и приоткрыты губы совершенной формы! Уши заостренные, но не длинные, почти как у людей, лишь с небольшим острым изгибом на хряще. Он одет в странный легкий узорчатый доспех, а на руках — когтистые перчатки, словно настоящее продолжение рук.
На чудном лице застыло высокомерное, капельку ледяное, капельку презрительное и до ужаса воодушевляющее выражение. Словно божество спустилось на секунду взглянуть на нас, смертных и повести в бой.