Шрифт:
— Мне нечего тебе рассказывать, — внезапно заговаривает Елай, так и продолжая смотреть перед собой.
Выражение его лица хмурое, он выглядит грузным и опустошённым. А когда чувствует на себе мой взгляд, поворачивает голову, мгновенно пытаясь вернуть своему виду беспечность. Возможно, он ждёт, что что-то скажу, но я продолжаю просто смотреть на него. Наверняка, также хмуро и угрюмо, но я не понимаю, что значат его слова. Он считает, что в этом нет ничего такого?
Очевидно моё замешательство читается на лице, потому что внезапно Елай решает пояснить.
— В том смысле, что я ничего не помню, — говорит он, а затем вздыхает. — Отрывками. Некоторые события. Я и о тебе-то толком ничего не знал. Просто, что у меня был брат или сестра, мама так ничего и не рассказала мне после того, как тебя не стало, а потом и вовсе наши встречи с ней прекратил Виктор, посчитав, что я недостаточно стараюсь для поощрения. И так и не стал достоин. Это уже после, когда он помешался на одной девушки, мне стало интересно про неё узнать, ну а уже когда увидел… — пауза и он снова переводит дыхание, смотрит куда-то себе под ноги, неопределённо усмехаясь и качая головой. — Кто ты, не понял бы только дурак. — Взгляд его серых глаз устремляется на меня. — Ты так на неё похожа.
Трещина. Это ломается моё сердце.
Внезапно его точно кто-то резко сжимает и так и не отпускает.
Просто слышать такое… это больно. И зверски, мой собственный мир, как будто варварски разворотили, снесли все на своём пути, оставив одни руины.
Моё горло сковано сильными эмоциями и подступающими слезами, слова удаётся выдавить еле как:
— Почему ты ничего не сказал мне?
Вопрос кажется не к месту, но на большее я не готова. Я не могу заставить себя начать расспрашивать его о ней. Не потому что не хочу. Хочу! И сильно! Просто слишком боюсь. Боюсь услышать что-то ещё более болезненное.
Елай вновь подавлено усмехается, сухо и резко.
— А как ты себе это представляешь? — с мрачной иронией интересуется он, но продолжает, не дожидаясь ответа. — Подойти и обрушить на тебя эту новость? Чтобы ты что? Послала меня куда подальше, когда ничего и не знала о нас? — Елай мотает головой, поджимая губы и вновь смотря куда-то вниз. — Это не сработало бы. — А потом добавляет. — И я боялся.
Я на спрашиваю, чего. И так понятно, тем более, что он прав. Тогда бы, до того, как узнала Виктора, я бы Елаю не поверила.
— А после? — назревает само собой вопрос.
И Елай лишь вновь бросает один взгляд на меня, словно проверяет территорию, прежде чем рискнуть на неё ступить. Он снова поражает меня простым.
— И после тоже, — отвечает Елай, — ты так на меня смотрела в тот день, когда я спровоцировал аварию. Этот ужас в твоих глазах… — Парень резко качает головой, словно от чего-то отнекивается. — Я бы и не подумал, что тогда так сильно напугал тебя. Пришлось импровизировать. Я хотел тебя узнать поближе. А потом у меня созрел план, как можно избавиться от Виктора, и мы оказались посреди войны, к чему нам лишние сантименты или привязанности, когда есть риск не всем из неё выбраться живыми? Не пойми неправильно, но я собираюсь идти до конца, несмотря ни на что. Я не хотел себя ограничивать, переживая, как ты будешь после того, если у меня не получится выбраться. Это всё я планировал оставить уже на потом, когда будет безопасно. — Он снова смотрит на меня, открыто, глаза цвета пасмурного неба так искренне и глубоки. — Это был бы приятный бонус к нашей победе. А если бы проиграли, что ж… Ты бы тогда просто подумала, что парню не повезло. А сейчас? — спрашивает он. — Я бы предпочёл, чтобы ты ни разу не задумалась, чтобы оставить меня там, если что-то произойдёт.
Оу…
У меня приоткрывается рот, и я во все глаза смотрю на Елая, не веря, что этот парень смог сказать подобное. Что-то столь откровенное, уязвимое и личное. Он выглядит несчастным. Или обречённым, как приговорённый к казни и давно смирившийся с ней. Я собираюсь что-нибудь ответить ему, но слов не находится. Голова пустая. Я не думала о том, что у него будут такие мотивы, чтобы не говорить мне. Не думала, что его могло задеть то, как я его боялась.
Мой рот снова открывается, хотя всё ещё подбираю слова, но в этот момент Елай сам начинает говорить, и в этот раз он выглядит ещё более сломленным.
— Мы должны вытащить её оттуда, — озвучивает он решительно, о ком идёт речь, спрашивать не приходится. — Двадцать лет, это слишком большой срок.
И снова этот укол в сердце. Боги… двадцать лет, это не просто много.
Прикрываю на мгновения глаза, чтобы перевести дыхание и не задерживать внимание на образах, возникающих в мыслях.
Она. Одна. Эти белые камеры. Всегда довольные глаза Виктора. Этот яд в его снисходительном тоне.
— Как давно ты видел её в последний раз? — спрашиваю, немного набравшись смелости.
Хотя и разговаривать о собственной матери, которую никогда не видела и ненавидела большую часть жизни, с братом, о котором узнала час назад… Я бы усмехнулась этой нелепости, не будь на душе столь отвратительно и мерзко. И это состояние лишь на растает, когда Елай озвучивает цифру. Семнадцать лет… Вот, сколько Виктор наказывал его.
— Я недостаточно старался, а смотивировать он мог меня только обещанием с ней повидаться, — рассказывает он по ходу, но у меня в груди поселяется нехорошее чувство.