Я тяжело сглатываю, ощущая себя так, словно на меня наехала машина. В ушах приглушённый звон, сердце стучит в груди как ошалелое. Смотрю Елаю в глаза — жёсткие и жестокие, и вижу в них отражение каждого его слова. Отражение каждого убийства, которое он совершил. Хладнокровно. Без малейшего угрызения совести. Это совсем не тот парень, который провоцирует всех и каждого. Не тот парень, в чьих глазах всегда каверзная ухмылка. Он хочет, чтобы я видела это. Чтобы была готова к тому, во что могу превратиться. И даже Марко никогда не был со мной так откровенен.

По коже проносится озноб.

— Мне без разницы, чью сторону ты в итоге примешь, мы так и так здесь все в одной упряжке. Но будь при этом личностью, принимай решения самостоятельно, даже если выберешь оставаться той, кто всегда прячется за чьей-то спиной.

Когда Елай уходит также без оглядки, его слова ещё долго остаются со мной. Но больше всего озадачена другим. Тем, что нереально тревожит. Почему я единственная, до кого ему есть дело?

Может ли быть что-то хуже белоснежной камеры, где меня держал Виктор?

Определённо.

Оказаться с Алеком один на один, например.

Мы едем молча. Абсолютно. Ни музыки, ни радио, сплошная, вакуумная тишина.

Ни одного взгляда, ни одной попытки заговорить.

Первые часа два я тратила время на мысли о случившемся, всё обдумывала и обдумывала, что сегодня произошло. Но после, когда всё полностью сложилось воедино и я взглянула на общую картину, стало по-настоящему худо.

Алек на меня злится.

И у него на это имеются все основания. Но если до разговора с Елаем, я ещё и была готова извиниться, то теперь всерьёз задумалась, за что. Да, я ему не сказала про сообщение и разговор с Елаем, но он даже не удосужился выслушать меня после. К тому же, Алек злился бы всё равно. Не сегодня, так завтра. Основная заноза — Елай, который так или иначе автоматом привязывается ко мне. А Елай бы точно нашёл способ его вывести.

Ссора была неминуема.

С трудом удерживаюсь от эмоций, когда за окнами начинают промелькивать знакомые пейзажи. Мы так близко к дому, к нашему городу, что внутри меня всё сдавливает волнением. Хочется заговорить об этом с Алеком, поделиться с ним переживаниями и как минимум поблагодарить, что он именно тот, кто возвращает меня сюда. Но… одного взгляда на него хватает, чтобы пресечь это желание на корню. Похоронить его и не вспоминать ближайшие несколько недель. Памятник на его фоне выглядел бы сейчас менее каменным и холодным, чем он. Его недовольство точно можно потрогать, насколько оно ощутимо. Неприступная стена. Отчасти, мне хочется позаимствовать у Алека выдержки, я тоже желаю уметь быть равнодушной и терпеливой. По собственному желанию, а не вынужденно.

— София будет задавать вопросы, — внезапно говорит он, когда я уже почти отворачиваюсь, решая и дальше бесцельно пялиться в окно..

Голова замирает на пол оборота. Я не собираюсь тут же смотреть на него, словно с его словами почувствовала себя так, как если бы наконец солнце выглянула из-за туч, после долгой холодной зимы.

Всё, что я отвечаю:

— Не сомневаюсь.

Я чувствую на себе его взгляд. Долгий и пристальный.

— Мы должны быть на одной стороне, Лена.

«Лена»… по сердцу точно нож проходится. Шумно сглатываю и перевожу дыхание. Он не о Софии сейчас говорит. После стольких часов молчания? Когда до конца поездки остаётся минут десять?

Прекрасный ход, чтобы не уходить в серьёзный конструктивный разговор.

Когда я наконец смотрю на него, он не отводит взгляд, лишь изредка, чтобы бросить его на дорогу.

— А кто будет из нас решать, какая это сторона?

О, да, я точно не забыла разговор с Елаем. Мало того, многое из него вынесла. А недоумение Алека лишь подливает масла в огонь. Он смотрит так, будто вообще не понимает, как я могу таким вопросом задаваться. Конечно, он один знает, как будет лучше.

В любой другой ситуации я бы даже не спорила. Он всегда прав. Он всегда знает, как поступить правильно. Я давно усвоила эти уроки, но усвоил ли их Алек? Казалось, что да. Он ведь уступил, сам сказал, что могу делать, что захочу, но сейчас такое ощущение, что я снова понижена до статуса «может притягивать одни неприятности». Алек снова не верит в меня. Не верит, что могут иметься серьёзные причины, почему утаила от него информацию. И всё это время он проучал меня молчанием и игнором, зная, как на меня это действует. Вот только метод на сей раз не срабатывает. Я не просто упряма, а как никогда серьезно настроена. Обещал доверять? Что ж, пришло время выполнять обещания.

Мой взгляд — отражение мыслей, потому что внезапно Алек кивает. Он понимает, что я не собираюсь сдаваться.

— Я так понимаю это отрицательный ответ, — говорит он, уже смотря на дорогу и вернув своему выражения лица каменной грозности.

Мне хочется фыркнуть. Это разве было вопросом с его стороны?

— Это никакой не ответ, Алек, — едва ли не сквозь зубы бросаю я и складываю на груди руки, также упрямо смотря в лобовое стекло. Мне хочется, чтобы он знал, что не один он может вот так демонстрировать недовольство. — Я не собиралась с тобой ссориться. Я не собиралась делать тебе что-то плохое. И я больше, чем уверена, что всё рассказала бы тебе сама, после того, как всё осмыслила и нашла решение. Хотя бы как тебе такое сказать, без угрозы того, что ты Елая тут же убьёшь. — Слышу, как Алек шумно втягивает воздух, борясь со вспышкой раздражения, при упоминании Елая, но я не реагирую на это, продолжая: — Признаёшь ты это или до сих пор нет, но он нам нужен! А я только и делаю, что думаю, как не усугубить ситуацию. Но я не предавала тебя, Алек! От того, что я с ним поговорила два раза, не означает, что планирую против тебя заговор.

Я так много высказываю ему откровений, что становится немного даже обидно, когда Алек выдаёт одно скупое и сжатое:

— Мне он не нравится.

— Как будто кто-то ещё об этом не знает, — тут же вспыльчиво парирую я, но спустя пару секунд, остыв, добавляю: — И всё же вы решили работать вместе, а ведёте себя, как малые дети. Ни один он собирается действовать по своему плану. Вы с Марко тоже. — Со вздохом качаю головой, как будто до сих пор не могу во что-то поверить. — А я всё это знаю, но не могу никого предупредить. И в итоге, что мне остаётся? Смотреть, как вы все провалитесь?