Шрифт:
— Мы не можем поехать с ним к моим родителям, — это даже не констатация факта, скорее, обречённое принятие.
Лицо Алека каменная маска, хотя его кадык поднимается и опускается, когда ему приходится принять следующее решение.
— Ты поедешь с Елаем, — звучит почти как рычание.
Глаза упорно избегают моих, глядят на землю, в сторону, куда-то вдаль, но только не на меня, и я чувствую, как зарождается пагубное, отвратительное чувство разочарования. Или даже чего-то большего.
— Я приеду сразу, как только смогу, уверен, ты даже не закончишь ещё разговаривать с родителями, — продолжает он, но меня не покидает ощущение, что дело абсолютно в другом.
Однако…
— Хорошо, — легко соглашаюсь я и смотрю на Елая, ожидая от него реакции.
Но он не спешит одобрять это решение, некоторое время он смотрит в упор на Алека, будто о чём-то размышляя. На чертах его лица лежит тень подозрительного сомнения, и даже когда он кивает в сторону пассажирской двери, голубоглазый всё также не сводит с него взгляда, пока я не сажусь в машину. Алек дожидается, пока Елай заведёт двигатель, продолжая стоять у багажника Доджа точно неподвижное изваяние, и только тогда, когда мы уже проезжаем мимо него, его глаза впервые касаются моих. Его взгляд не отрывается от моего до последнего. Мрачный и нерешительный, Алек выглядит так, будто в чём-то сильно виноват передо мной.
— Не к добру это, — бормочет себе под нос Елай, продолжая оставаться серьёзно задумчивым.
Не знаю, как это объяснить, но у меня схожее ощущение. Мне не требуется спрашивать, про что он говорит, так как сама не могу избавиться от сомнений. Когда поворачиваю голову в его сторону, замечаю, как его взгляд исследует боковые зеркала и заднего вида, хотя за нами полнейшая тьма.
— Думаешь, они что-то задумали?
Для ответа мне хватает одного его взгляда.
Мы снова погружаемся в тишину. Мне доводится впервые ехать с Елаем, но его вождение разительно отличается от Алека и Марко — плавное, точно скольжение по гладкому льду. Я помню, как он дразнил Пашу, когда тот увозил меня с базы Ордена, и очевидно тот случай был исключением. Ни грамма риска, создаётся впечатление, будто ему просто некуда торопиться. У меня же появляется свободное время подумать о предстоящем разговоре с родителями, хотя и при мысли о нём у меня сжимается сердце. Растёт какое-то неприятное чувство, от которого никак не получается избавиться. Напротив, чем ближе мы к моему дому, тем оно всё ощутимей и тревожней. Я не спрашиваю Елая, откуда он знает мой адрес, но ровно через пятнадцать минут за лобовым стеклом виднеется пропускной пункт.
— Ты можешь высадить меня здесь, — предлагаю Елаю, чувствуя некоторую неловкость, что ему вообще приходится подвозить меня до дома, но он отзывается не сразу.
Проходит не меньше двадцати секунд, пока он с невероятно сосредоточенным лицом смотрит прямо перед собой, не на дорогу, такое ощущение, что её он как раз-таки и не видит. Потом, словно встрепенувшись, Елай переводит взгляд на меня, который по-прежнему выглядит остекленело.
— Что? — переспрашивает он, и я убеждаюсь в своих догадках.
— Можешь не довозить до самого дома, — повторяю, — я могу дойти и пешком.
Но Елай лишь твёрдо качает головой.
— Мне не сложно.
Куда подевался тот взбалмошный парень, который, казалось, не может и минуты прожить без сарказма? Я всё гадаю, что на него так повлияло, пока машина медленно подъезжает к воротам моего дома. Он останавливается, а я не спешу выходить, всё обдумывая, как у него об этом поинтересоваться, но что-то в выражении его лица наводит тревогу. Потому что он обеспокоен, вот только ощущение такое, что голубоглазый сам не понимает, что не даёт ему покоя.
Я прищуриваюсь, но он не видит моего взгляда, он даже не обращает внимания, что я просто остаюсь сидеть в машине. Так сосредоточен, что это может значить только одно…
— Ты что-то почувствовал? — требуя я, даже не понимая, что в моем голосе звучат истеричные нотки.
Елай, наконец, переводит на меня внимание.
— Лена, — начинает он, тяжело сглатывая, — я не совсем уверен, но что-то…
Дверь с моей стороны резко распахивается, у меня уходит целая секунда, чтобы отойти от испуга и успокоить рванувшее из груди сердце.
Алек.
— Алек… — ошарашенная происходящим молвлю я, но он даже закончить не даёт.
Тянет меня за локоть, принуждая выбраться из машины. А когда я оказываюсь напротив него, его глаз, что-то внутри меня раскалывается. В воздухе такое ощущение, что поднимается гул. Теперь настаёт моя очередь тяжело сглатывать.
— Что… — пытаюсь снова, но его взгляд направлен уже за мою спину.
— Это не я, — слышу взволнованный и громкий голос Елая. — Клянусь, я здесь не причём!
Я же тупо перевожу взгляд от одного к другому. На лице Алека дёргается желвака, выражение яростное, в глазах дикий огонь. Парни стоят в двух метрах друг от друга, и они оба знаю то, что я не понимаю, пока…
Это накрывает как ураган. Как землетрясение, потому что под ногами всё качается. Как крушение, потому что в этот момент я рассыпаюсь на части. Я словно перестаю существовать.
Кровь.
Нет, нет, нет…
Мои ноги движутся сами, очень быстро, я совсем не понимаю, как срываюсь с места.
— Лена, нет! — звучит одновременно и далеко, и слишком близко.
Но поздно.
Поздно…
Я падаю. Падает эта комната. Падает небо, вселенная…
“Кровь за кровь”, — кошмар словно вырывается из подсознания, когда вижу маму.