Наконец, выдаёт Елай, а Алеку словно резко кто-то врезает под дых, внутри него всё на мгновение каменеет. Челюсти скрипят от неимоверной злости, рождённой неспособностью принять понимание. Короткий взгляд на машину, в которой спит Лена, и чертова правда накрывает его до гула в ушах.

— То-то и оно, — отзывается Елай на его заминку, не язвительно, но явно с долей превосходства, что Алек сам об этом не догадался. — Виктору нужен ребёнок. От вас, так как вы — самые идеальные кандидаты, и вместо того, чтобы тратить кучу времени, уговаривая вас, не проще ли позволить вам сделать всё естественным путём?

Алек слушает Елая с непередаваемо мрачным лицом, он даже смотреть не хочет в сторону парня, переживая, что не справиться с гневом. Но вот ручку у дверцы машины уже не спасти, она ломается почти бесшумно. Так, что оба этого не слышат, лишь Алек понимает, что сделал, когда остриё впивается в его ладонь. Однако вместо того, чтобы глянуть вниз и оценить ущерб, Алек лишь размерно вдыхает и выдыхает, чтобы произнести простое:

— Бред.

Не то чтобы он не верил. Нет, Алек просто не хочет признавать, что они сами ни за что бы не догадались до этого.

— Он это уже проделывал, — начинает Елай, взглянув на Алека. — С нашими родителями. Когда он их нашёл первый раз, мама была беременна мной, а после моего рождения Виктор понял, насколько я ценный для его исследований, и захотел себе ещё такого ребёнка. Поэтому он позволил им сбежать, а сам продолжал за ними следить, пока мама не забеременела во второй раз. А это произошло очень быстро, — с сухой усмешкой говорит он. — Знаешь, почему? Да потому что она была для этого накачена препаратами, о которых ничего не знала, конечно. И так он проделывал ещё три раза, но уже на моих глазах, так как он от меня ничего не скрывал, уверенный, что мне от него не сбежать. В итоге, у него ещё двое таких же детей, — к счастью, не всегда его планы срабатывают идеально, — правда они ещё даже не подростки, чтобы сойти на родителей, поэтому они для него ценности пока что никакой не играют. Тем более, пока он всё ставит на вас.

Самое первое, что Алек на это говорит:

— Твою мать, — тихо и ошарашенно. Зато потом он поворачивается к Елаю и, едва сдержавшись, чтобы не покрыть его самой отборной бранью, спрашивает: — И ты только сейчас мне об этом говоришь?

Он чувствует, что больше не может стоять на месте и, отойдя, швыряет куда-то в сторону сломанную ручку, на что Елай тут же хмурится.

— Погоди, это…

— Нет-нет-нет, — резко останавливаясь, показывает на него Алек, чтобы тот даже не думал сейчас его перебивать.

Он смотрит на парня настолько хмуро и зло, что тот и впрямь решает молчать. Но молчание затягивается так, что Елаю становится некомфортно стоять на одном месте и выносить этот суровый взгляд, ясно выражающий, что перемирия в ближайшее время им вряд добиться.

— И чтобы я сказал? — не выдерживает парень этого взгляда. — Ты меня точно не хотел слушать, а признаваться тебе, что я Лены брат, тебе точно не собирался, — довольно вспыльчиво выдаёт Елай, и Алек вновь нелестно отзывается на его счёт.

А тот даже и оспаривать этого не планирует, да и зачем Елаю относительно без разницы, какого о нём мнения Алек. Главное, чтобы всё по-прежнему оставалось на своих местах.

У Алека же заканчивается терпение, но самое паршивое, что он уже ничего не может сделать парню. Как минимум хорошенько врезать, чего он точно заслужил. А теперь ему ещё и придётся как-то объяснять Лене, что Виктор задумал. Одно мгновение он потирает виски, чувствуя, что его голова вот-вот может взорваться от хаоса в мыслях, которые срочно надо привести в порядок. Ему придётся решить ни один вопрос, пока она не очнулась. Как минимум, что ей сказать, а что оставить на потом — более удобный случай, который в ближайшее время вряд ли попадётся. Поэтому он принимает решения немного урезонить свой гнев и взять себя в руки и более спокойней спрашивает последнее, что его интересует.

— Что ещё я должен знать?

Елай прищуривается, складывая на груди руки, и делает вид, что серьёзно задумывается.

— Ты мне не нравишься, — невозмутимо отвечает он, и Алеку приходится постараться, чтобы не усмехнуться.

Да этот парень буквально читает его мысли.

— Какое облегчение, — отзывается Алек, по-прежнему оставаясь с непроницаемым лицом, — тогда я точно не разобью тебе сердце, ведь я собирался тебе сказать тоже самое.

Более он не задерживается, понимая, что сказать тому нечего, а оставаться и дальше здесь — не самая разумная затея. Как минимум, Лене никак нельзя приходить в себя, пока они в дороге, Алеку ещё надо о многом подумать.

— И ты должен мне ремонт тачки, — бросает Елай Алеку в спину, когда он уже подходит к дверце машины, и тут он уже не сдерживает ухмылки.

Благо Елай её не видит, потому что он может спустя пару секунд, уже садясь за руль, совершенно серьёзно бросить в ответ:

— Даю тебе две недели, после я всё расскажу сам.

Он не смотрит на реакцию парня, лишь знает, что тот не сразу садится в машину, оставаясь стоять на пустынной трассе ещё какое-то время.