Я ухожу прежде, чем смотрю напоследок ему в глаза. Прежде, чем желание всё забыть берёт вверх, оно липовое и ненадёжное, потому что стоит утолить чувство тоски, как на это место придут сожаление. А я не хочу жалеть ни о чём. В особенности того, что касается Алека. Который, на удивление, внезапно даёт мне слишком много пространства. Он не исчезает, но Алек вдруг становится занятым своими делами. Не караулит каждый мой выход из комнаты, не следит за тем, чтобы я питалась — одним словом он позволяет мне отвечает самой за себя.

Немного странное ощущение, но я не могу сказать, что оно мне не нравится.

Я не возвращаюсь быстро к жизни. Леся со мной находится ещё три дня, но уже на четвёртый ей приходится уехать, так как у неё начинается сессия. Что удивляет, её отвозит сам Алек, а что просто поражает, что за это время я не ломаю себе шею и не попадаю ни в какие неприятности. Конечно, в доме я не одна, здесь и Марко, и Никола, изредка заглядывает Несс, но все заняты своими делами, обычными и повседневными. Парни тренируются между с собой и с некоторыми охотниками, иногда я за ними наблюдаю, особенно, когда в дело ввязывается Елай. Вот, за кем наблюдать действительно интересно. Он не непобедим, однако восемьдесят процентов побед за ним. Единственный, кто с ним не вставал ещё в спарринг — это Алек, который тоже приходит посмотреть на это зрелище, однако ни разу не выступает с комментариями. Он, скорее, изучает его, наблюдает и запоминает. Но чего не отнять — искренней интерес в его глазах. Мне неизвестно, что поменялось между парнями, их общение по-прежнему не назвать тёплыми, однако и ненависти в них точно больше нет.

Мы разговариваем с Алеком, то, что он не бдит за мной девяносто девять процентов времени, не значит, что мы перестали общаться и вообще замечать друг друга, но наши отношения всё равно выглядят натянуто или, скорее, — намагничено.

О, да, нас точно магнитит друг к другу. Иногда перед моими глазами вообще ничего нет кроме его губ. Или глаз. Или вообще его обнажённого тела (последнее, увы, только в моих мыслях). Но каждый раз, когда меня пробирает желание подойти к нему, что-то совсем неподвластное мне останавливает, говоря, что я по-прежнему ещё сломана. Потому что ночами я продолжаю рыдать, днём приходится уходить с головой в книги или фильмы, а когда я смотрю на календарь, думая, что прошла уже целая вечность, а мне так и не стало легче, каждый раз оказывается, что не прошло ещё даже десяти дней.

Однако, не все разделяют это мнение со мной.

— Ладно, признаюсь, я последняя сволочь, — говорит Елай ещё издалека, только завернув на кухню, где я пью чай, читая книгу.

От которой приходится оторваться, потому что его голос достаточно взвинченный и эмоциональный. Он начинает так, словно перед кем-то оправдывается. Я даже оборачиваюсь по сторонам, чтобы посмотреть, есть ли здесь кто-то ещё. Но нет, пусто. Да и глаза парня отчётливо смотрят на меня, пока он медленно и размашисто приближается, выглядя так, будто подбирает слова, что у него очевидно не выходит. Потому что он разочарованно морщится.

— Но я не могу больше за всем этим наблюдать, — наконец выдаёт парень, навалившись телом вперёд, чтобы упереться локтями в стойку, за которой я сижу и оказаться прямо перед моим лицом. — Серьёзно, принцесса, это всё похоже на то, словно все пытаются тебе подыграть, лишь бы ты не расстраивалась, хотя, поверь, практически каждый здесь на взводе и только и ждёт, когда уже можно будет возвращаться в нормальный жизненный ритм. Ещё день-два, и все начнут тебе приносить тортики и котиков, чтобы ты подобрела и отмерла, — говорит голубоглазый, чуть кривясь, словно хуже «тортиков и котиков» ничего не может быть.

— Господи, что тебе сделали «тортики и котики»? — недоумеваю я, нарочито игнорируя большую часть его слов.

Елай не находит это забавным.

— Ха-ха, — отзывается он совсем без смеха, — но я рад, что оказался прав, и ты на самом деле готова.

На слове «прав» я демонстрационно закатываю глаза. Но делаю это зря, потому что на последнее отреагировать успеваю не сразу.

— Ты про что? — резко становлюсь я серьёзной.

Но остаюсь ей не долго. На губах голубоглазого появляется нехорошая улыбка. Совсем нехорошая, которая явно должна была мне подсказать, что стоит к чему-то приготовится. Правда, я бы всё равно прогадала, потому что предугадать, что он неожиданно схватит меня за руку и настойчиво куда-то потащит способен был бы лишь ясновидящий.

Я использую весь свой словарный запас на возмущение, хотя и поддаюсь интересу, когда вижу направление, к которому мы идём. Он заводит меня в подвал, и я замолкаю, ошарашенно глядя по сторонам, пока мы спускаемся. Гостевой коттедж не выглядит настолько уж огромным, каковым является на самом деле, но всё это меркнет на фоне того, каким оказывается подвал. Он уходит на два этажа вниз, первый удаётся разглядеть мельком, там в основном тренажёры и маты, и даже есть немного дневного освещения, попадающего из маленьких окошек, находящихся прямо на уровне земли. А вот вторый этаж…

Боже, это камеры.

Запах сырости смешан с острым запахом ржавого железа и чего-то ещё для меня неопознанного. Но если включить логику и подумать, учитывая, кого, скорее всего, здесь держали, то догадка, даже если она и не нравится, придёт сама собой. Тут держали гибридов.

Моё сердце совершает тревожный толчок. Медленно следуя за Елаем, осматриваю камеры, и тошнота подбирается к горлу, когда вспоминаю, что не так давно видела похожие камеры. Боже, и чем же мы отличаемся отличаемся от Ордена? Разве что, только тем, что не проводим эксперименты…