Я хочу отсюда уйти, ноги наливаются свинцом и замирают прямо посередине длинного тёмного коридора, лишь слегка освещенного жёлтыми, старыми лампочками. Елай не сразу замечает, что не иду больше за ним, а когда оборачивается, хмурится, не сразу понимая, почему я остановилась. Ёжусь, обнимая себя за плечи, хотя и одета достаточно тепло, чтобы не чувствовать этого могильного холода.

Я отвечаю раньше, чем он задаёт вопрос.

— Зачем мы здесь? — мой голос похож на скрежет лезвия о ржавый металл.

Но и мне неожиданно ответ приходит раньше, чем его озвучивает Елай, он только успевает открыть рот, когда уже пораженно выдаю:

— Виталий, — взгляд Елая меняется на осторожный, он словно начинает готовиться к моей реакции, — Боже, он был всё это время здесь.

— Алек знал, что ты не станешь проверять, — подтверждает он, хотя всё ещё выглядит настороженным. — Да и мы все это знали, ты не тот человек, который способен на хладнокровное убийство.

— Хочешь проверить? — кидаю зло, слыша, как скрипнули мои зубы.

Челюсти сжимаются, а сердце ускоряет ход, разгоняя жгучий жар негодования по венам. Они обманули меня. Нагло обманули, самоуверенно и подло.

Елай выглядит серьёзно, когда начинает двигаться в мою сторону.

— Хватит, Лена, — Елай подходит почти вплотную, он не столь высокий, как Алек, однако мне приходится всё равно поднять голову, чтобы продолжать удерживать его взгляд, показывая, что до сих пор настроена категорично. — Мы все кого-то потеряли, и очень хорошо понимаем твою боль. А знаешь, что ещё общего у всех нас? Общий враг. Ты думаешь, Алек не знает, кто послал убить его родителей, чтобы забрать Натали? Ты уже и сама должна была понять, зачем она нужна была Виктору. Или же Марко и Никола не понимает, кто был во главе Ордена, когда убрали их родителей, потому что они были сильными лидерами? — Елай теперь стоит так близко, что я могу разглядеть, как что-то мелькает в его глазах, тень чего-то очень тёмного и безжалостного. — А теперь у нас всех есть один единственный шанс отомстить, и этот шанс сейчас находится за той дверью, — голубоглазый тычет пальцем себе за спину, а затем указывает на меня, — а ты единственная, кто может сделать так, что наш план воплотиться в жизнь. Поэтому собери сейчас всю свою боль, ярость и ненависть, и войди туда, чтобы сделать то, что можешь сделать только ты, ради всех тех, кого мы потеряли.

Елай отходит в сторону, открывая мне вид на дверь в конце коридора, но взгляда моего так и не отпускает. И я никогда бы не подумала, что именно он окажется тем, кто сможет встряхнуть меня. Заставить вспомнить, ради чего всё это задумывалось. Вновь чувствовать это дикое, разъедающее желание — убить Виктора.

Беру себя в руки, ощущая, словно до этого момента я спала, а теперь, наконец, проснулась.

— Покажи мне, что делать, — прошу Елая, и сразу вижу, как его взгляд меняется.

Его глаза вспыхивают, и на этот раз в них появляется опасное ликование, идеально гармонирующее с тёмной ухмылкой, искривляющей его рот.

— Добро пожаловать обратно, принцесса.

Я не видела Алека три дня.

Не то чтобы я искала встречи, хотя нет… искала. Просто, чтобы посмотреть на него, что-нибудь сказать, — да хоть наброситься на него, потому что с тех пор как начала выходить из мира скорби, я стала замечать, что неосознанно ищу его взгляд, улыбку, прислушиваюсь, чтобы поймать звуки его голоса. У меня не так много времени на бездельничество, но всё же его кажется слишком чересчур, когда жду возвращения Алека. Он постоянно занят, я ни у кого не спрашиваю чем, но судя по выражению его холодного, серьезного лица, когда он случайно попадается мне на глаза, это относится к его новой обязанности. В последний раз он уехал куда-то с Марко и Софией, и до сих пор не вернулся. Правда, он написал мне, чтобы я не беспокоилась, предупредив, что он сам не знает, насколько затянется встреча.

После того, как я обвалила его телефон кучей сообщений и звонков.

Мы переписываемся с ним, но сообщения выходят каким-то… безобидными? Несерьёзными. И не слова о нас.

А пару дней назад, я написала Леси и спросила, разговаривал ли с ней Алек. Она ответила весьма “уклончиво”, чтобы я не задавала вопросы посреднику, а обратилась непосредственно напрямую к нему. Предательница… Но спасибо ей за намёк, теперь я хотя бы знаю, чьих это рук, что Алек стал так спокойно относиться ко всему, что со мной происходит.

Тем временем, мой круг общения стали составлять в основном только Елай и Несс. И, конечно, Виталий. С ним мне приходиться проводить больше всего времени. “Промывать мозги” — как называет это Елай. Вводить его в заблуждение, выставлять то тут то там барьеры на все возможные “неудобные” вопросы, которые смогут нас раскрыть. Елай запрещает мне задавать вопросы про Виктора и маму, объясняя это тем, что мне не нужна ясная голова, без эмоций, без ненависти, которую ненароком могу поселить в него. Это самая сложная часть, потому что желание узнать что-то, что думал Виктор про маму иногда нереально огромное. В эти моменты Елай всегда останавливает нашу работу и выводит меня. Виталию же не показывают никого, кроме меня и Елая, чтобы не создавать лишних “дыр”, которые смогут нас провалить. А ещё это дико скучно и энергозатратно, поэтому к тому времени, как Елай начинает заставлять меня тренироваться и улучшать общую физическую подготовку, чаще всего я похожа на овощ, не желающий ничего, кроме как зарыться под одеялом. На моём лбу уже две шишки от тех предметов, которые я пропустила, потому что спала на ходу, когда они летели в меня. Одна — на затылке. Елай взял за привычку то тут, то там бросать в меня какие-нибудь предметы, когда я сосредоточена на чём-то другом. Пару раз в меня прилетали снежки на пробежке, палки и даже небольшой камень.

Я же уже говорила, что у меня две шишки?

По словам Елая, я должна их слышать, чувствовать, видеть, ощущать затылком…

Он бросает в меня имитированные мортэмы из деревяшек, перечницу, кружки и ложки. Слава Богам, не дошёл ещё до ножей, но что-то мне подсказывает, что подобное не за горами. Он заставляет меня каждое утро и вечер пробегать вокруг озера, не желая ничего слышать про сугробы и лёд, принуждает каждый день отжиматься, подтягиваться и заниматься с гантелями, и это всё на фоне того, что по несколько раз на дню меня поджидают внезапные нападения: когда мы спускаемся в подвал, когда я отжимаюсь или иду попить воды — и при этом всём я до сих пор не могу нормально отразить хоть одно. И Елай не забывает мне напоминать об этом при каждом удобном случае.