– Это все?

– Ага! Все! Почти! Все было бы, если бы тебя бросили. В лесу, когда дикари тебя на алтаре выпотрошить собирались или на болотах, когда ты в горячке валялся! В лесу бы нас оставили, и всю оставшуюся жизнь мы бы дикими зверьми в дебрях шатались, на звезды бы выли. Понял я кое-что. Испытывает нас Лестница. Каждого проверяет. Каждый уже мог бросить остальных: Ригг, когда нас дикари схватили. Ланс, когда нас в болоте на куски резали, сами-то они могли уйти, а вернулись!..

– И далеко бы они ушли?

– Правильно, недалеко! Потому нам вместе держаться надо. Меня бы оставили в болотах, на стену бы не поднялись. А когда я на верх поднялся, не бросал бы вниз веревку, ушел бы восвояси, так нет! Вытянул я на свою голову тебя! В общем, теперь твоя очередь пришла. Теперь тебя испытывают.

– А Крын как же?

– Не знаю. Его пора, видно, потом наступит. Если наступит.

– Все у тебя хорошо, но только Лестница кончилась.

– А ты ее конец видел?! Сам видел?! Своими глазами?! Молчишь? То-то. Эти тебе понарасскажут. Такие же самодовольные как ты дошли, во что-то потрудней Стены уперлись сели, герои непобедимые, и сказали, что дальше просто ничего нет! А ты уши развесил. А еще немного пройдешь, и сам так твердить начнешь.

– Как же ты о своей шкуре печешься! А я тебе чуть было не поверил! Сейчас бы руки тебе развязал, а ты бы меня за тот кинжал у горла, этими руками бы и прикончил!..

– Опять тридцать девять! Да к Ёнку меня, я тебе о троих, что на скале висят, толкую! Которым ты жизнью обязан!

– Неубедительно. Это все?

– Ладно. Попробуем по другому. Вот если все действительно так, как рассказывает этот малый, то представь себе, что ты будешь представлять, если явишься в замок не в сопровождении и с пленником, а с четверыми спутниками, не последней силы. Да остальные принцы просто вынуждены будут с тобой считаться!

– Пятеро, против целого государства?

– А сколько того государства, ты подумай! Сотни две, может три, но не больше. Сколько сюда народу придет, если раз в год по полудюжине отправляют, а доходят и вовсе не каждый год? А ты одного Ланса вспомни. Да он один сотню положить может!

– Запутанно говоришь. Не понятно.

– Вот и подумай. Подумай. Может, что человеческое в тебе и проснется. В общем, я все тебе изложил, твоя очередь выбирать и, я уверен, Лестница ждет, что ты выберешь. У тебя времени только эта ночь. Потом уже поздно будет. Выбирай. Эй! Солдат! Веди меня на сеновал!

Огарок лучины, выпав из поставца, зашипел в поддоне с водой и погас. Убогая холостяцкая обстановка дома погрузилась во тьму. Лишь окно выделялось чуть более светлым пятном сумеречного света звезд. Принц поворочался в постели крестьянина. Она была грязна и местами даже вонюча. Хорошо клопов не было. Или они еще не успели добраться до него сквозь одежду?

Кан-Тун прислушался к сопению крестьянина и посвистам гвардейца. Крепко спят. Отвернулся к стене.

Здесь глаза не отвлекало светлое пятно окна. В замке были совсем другие окна. Высокие, стрельчатые. Забранные витражами.

А если открыть окно его комнаты и высунуться наружу, то совсем рядом будет крыша тронного зала. И если прокатиться на скрипучем ставне, то можно прогуляться по замшелой черепице. Возле левой башни, на другой стороне крыши зала, есть маленькое слуховое оконце, и пройдя в него можно оказаться в крохотной каморке.

Каморка эта была наполнена старым хламом, тряпками, уже никому не нужными и потому эту каморку не отпирали уже много лет, а может, думалось юному принцу, даже несколько столетий. И кто тогда знает, что здесь можно отыскать? Принц искал, но, почему-то, ничего не отыскивалось.

Он никому не показывал свое убежище, это были только его владения. Старший брат Ун-Тун ходил всегда надменный и напыщенный, ведь он был первым наследником, ему, никому другому, предстояло принять бразды правления и твердой рукой вести корабль государства. Он всегда подчеркивал это остальным принцам и особенно Дун-Туну, второму принцу. Они всегда шумно ругались, кричали, размахивая руками, пока были детьми, дрались, а потом, повзрослев, Дун просто уходил прочь.

С этих пор он стал отличаться от прочих принцев особой необузданностью и отчаянностью забав. Отроком еще ходил в одиночку на вепря, нырял в самую пучину бурного потока, переодевшись простолюдином, гулял по городу, задирая взрослых. Рос сильным и ловким, но отчаянность его и погубила. Он сорвался с крыши, гуляя по самому коньку, и разбился на смерть. Случайно. Так об этом было сказано.

А Ун продолжал пенять первородством уже третьему принцу Рен-Туну. Тот отличался тихим нравом, а, повзрослев, и вовсе не часто появлялся в мужском обществе, предпочитая сеновалы и тихие уголки в компании смазливых девиц.

Однако каждого из них воспитывали как будущего государя. Мало ли что может случиться со старшими принцами? История государства знала случаи, когда и шестнадцатый принц принимал правление.

– Вы, и никто иной, хозяева этой земли, - говорил им отец, - вы благословенны самими богами...