Фрай Максим
Шрифт:
Этот город, - говорил я себе, - больше, чем реальность, но меньше, чем сон, потому, что это - чужой сон, улыбка Альмутасима, свет в середине тоннеля, до конца которого еще никто не добирался живым.
Нечего и говорить, что я был счастлив, нелеп и - в кои-то веки - абсолютно спокоен.
В последний свой пражский вечер я отправился на берег Влтавы и, укрывшись от сторонних глаз в светлом сумраке ивовых ветвей, подписал мирный договор с судьбой. Она взяла на себя обязательство ни при каких условиях не возвращать меня в тесную тюремную камеру повседневного существования. Я же, в свою очередь, пообещал не ныть, не жаловаться, не сожалеть о безмятежном и относительно безопасном, но скучном прошлом. И вообще начать новую жизнь. Чем скорее, тем лучше. Хорошо бы прямо сейчас.
А почему бы и нет?
Часом позже, устроившись за столиком итальянского ресторана, я составил краткий список своих метафизических приобретений, воспользовавшись плотной розовой салфеткой с резными краями. Пронумеровал, наглядности ради. Получилось весьма внушительно:
1. Я совершенно точно знаю, что кроме этого мира есть еще и другие, сбывшиеся и несбывшиеся, в общем, всякие.
2. Я знаю, как минимум, одну дорогу в Нижний город (улица Маяковского).
3. Я знаю, как минимум, одно волшебное место в Москве (Остаповский проезд).
4. Я собственными глазами видел город в горах из окна поезда, который ехал там, где ни гор, ни городов быть не может.
5. Я общался с демонами, домовыми и прочей мистической хренью, и все они вели себя вменяемо и вполне дружелюбно.
6. Я могу гадать на книжках (возможно, не только) и всегда получать правильный (?) результат.
7. Я умею быстро и эффективно менять судьбу.
8. Иногда мне снятся (?) сны (?), и я точно знаю, что они не менее реальны и значительны, чем все остальное.
9. Я могу узнать все про человека, которого сфотографирую, а он ничего не заметит.
10. Мне сообщили, что я родился под покровительством звездной туманности Форамен, которая сулит чудесные превращения и прочий кайф.
11. Там же, тогда же, мне сказали, что некий бессмертный (?) напоил меня своей кровью, и, якобы, это "противоядие". От чего? От смерти? Непонятно, но звучит заманчиво.
12. Скорее всего, я нашел хитрый способ обезвредить своего выдуманного двойника, объявив его покойником (???)
13. Кажется, мне назначили свидание на Лестнице в небо в 1995 году. Осталось выяснить: есть ли где-нибудь место с таким названием (клуб, ресторан, магазин), или это метафора?
14. Если мне будет очень страшно соваться в какую-нибудь мистическую жопу, я могу вспомнить, что там меня (наверное?) ждет Маша.
15. Когда мне совсем хреново, обязательно случается что-нибудь хорошее, как в американском фильме с хэппи-эндом.
(И еще всякое-разное, по мелочам.)
– Так какого чёрта?!– возмущенно спрашиваю себя, просматривая список. Почему ты почти не пользуешься этими невероятными возможностями: здесь, сейчас, среди людей, которых так легко и приятно ставить на уши при помощи доступных тебе фокусов? Вместо того чтобы развлекаться, сидишь и скулишь: то тебе не так, это тебе стрёмно, тут тебе непонятно, там тебе в коленках жмет, и вообще страшно...
Глава 125. Йорт Иясе
Он не делает людям зла, но любит пугать человека, кидает в него с печки камешки.
То-то и оно, что страшно.
Мои глаза близоруки, а у страха они, как известно, велики. Вот и получается, что он, лупоглазый, вечно навязывается в поводыри, волочит меня за руку вперед, по дорожке, утоптанной миллиардами моих предшественников. Бормочет предупредительно: туда не смотри, сюда не сворачивай, здесь опасно, и там опасно, везде опасно, безопасный путь знаю только я, а потому поспешай за мною, не рыпаясь, ежели желаешь мирно умереть в своей постельке от старческой немощи, в возрасте восьмидесяти пяти - оцени мою щедрость!– лет.
Чертовски соблазнительно звучит, конечно...
Я знал, что не родился героем, и вряд ли в ближайшее время перестану испытывать страх перед неизвестностью. А потому дал себе слово хотя бы научиться притворяться, будто мне сам чёрт не брат, и Мировой Океан по колено. Жить так, словно бы у меня, и правда, девять жизней - да не коротких кошачьих, а долгих, мафусаиловых веков. Будто густая, горячая кровь бессмертного единожды проникнув в желудок, навсегда изменила устройство моего организма. Если очень долго делать вид, что ничего не боишься, храбрость может стать полезной привычкой, чем-то вроде манеры спать с открытым окном, или принимать контрастный душ.
Во всяком случае, я решил попробовать.
Глава 126. Йунус
Выброшенный в пустыне, он был исцелен от болезни и с успехом проповедовал.
Москва после пражских впечатлений больше не кажется мне прекрасной незнакомкой. Скорее, добродушной квартирной хозяйкой, расплывшейся распустехой в вечном халате и бигуди, немного жадной, весьма недалёкой, совершенно равнодушной к чужим проблемам, но, в общем, вполне милой тёткой. Домашней, понятной, уютной даже. Своей в доску.
Вот-вот. "Своей", "домашней" - ключевые слова.