– Ее, часом, не Клара зовут?
– ухмыляюсь, припоминая свою давнюю благодетельницу, виновницу моего переезда в Москву, белобрысую валькирию, сгинувшую где-то в месте пересечения телефонных проводов. Было бы забавно предположить, что всех немок зовут Кларами - по крайней мере, всех немок, которые попадаются на моем пути.

– Да, Клара-Мария... Когда это вы успели познакомиться? Она всего пять минут назад...

Сонливость мою как рукой сняло. Клара-Мария, подумать только! Знаковое имечко, ничего не скажешь.

– Мы не успели познакомиться, - торопливо объясняю Раисе.
– Я случайно угадал, ты же знаешь, со мной бывает... Ежели она действительно Клара-Мария, тащи ее сюда. На кой я ей, кстати, сдался?

– Не знаю. Может, хочет, чтобы ты ее сфотографировал. Обнаженной, с балалайкой, на шкуре бурого медведя... А может, что-то из "Едоков" купить решила. Она из Вени полчаса кровь пила вёдрами... А еще говорят, что Клара-Мария в Москву за женихами ездит. Каждый год увозит с собой нового русского мужа. Может быть, ты в ее вкусе?

– Конечно, - ржу.
– Всем известно, что я самый недорогой и покладистый мальчик по вызову в столице. Веди ее сюда немедленно!

Ржать-то я ржу, а сам настороже. Не может быть, чтобы женщина по имени Клара-Мария появилась в моей жизни просто так, в качестве скверной шутки. Ежели Клара-Мария - значит, посланница небес, не иначе.

Трепещу, словом.

Однако судьба моя не только щедра на сюрпризы, но и не лишена своеобразного чувства юмора. Стоило связывать воедино два столь важных для меня женских имени, чтобы присвоить их сумму здоровенной морковно-рыжей тётке, с грушевидным туловищем, деревенским румянцем во всю щеку, трогательным носом-кнопкой и громоподобным, как у фрёкен Бок, голосом... Она еще и в белое платье нарядилась - ни дать, ни взять, Дед Мороз и Снегурочка в одном флаконе. И смех, и грех, право!

Впрочем, замуж за меня она явно не собиралась - и на том спасибо. Просто хотела расспросить об авторе "Едоков". Вениамин, рекомендовавший меня вниманию варяжской гостьи, корчил злорадные рожи, то и дело выпрыгивая из-за ее массивной спины, как чёртик из табакерки. Тоже мне, трикстер-любитель...

Впрочем, минуту спустя я уже не обращал на него внимания. Комичная толстуха оказалась гениальной собеседницей. По-русски она говорила блестяще, с едва заметным акцентом, который даже добавлял ей обаяния. Я начал думать, что русские мужья Клары-Марии (если они не были местной легендой), вполне возможно, прельщались не только ее буржуинским гражданством. С этой женщиной хотелось встречаться по утрам за завтраком: неторопливая плавная речь, низкий бархатный голос без нервирующих взвизгов, разумные суждения и парадоксальные замечания - лучшее лекарство от утренней меланхолии.

Клара-Мария сообщила, что собирается приобрести несколько работ моего покойного друга; я одобрил ее намерение и рассказал пару дежурных легенд про мёртвого гения. Она заметила, что еще не встречала живого человека, чья жизнь была бы столь похожа на литературное произведение; я обалдел от такой проницательности, но выкрутился, заявив, что мой друг, к сожалению, уже несколько лет не является живым человеком. Она оценила мою смекалку и сочувственно покивала; я расслабился и предложил даме выпить.

Ей-богу, через полчаса мне казалось, что мы с Кларой-Марией - старинные друзья, чуть ли не бывшие одноклассники, воссоединившиеся после долгой разлуки. Она умела и внимательно слушать, и занимательно рассказывать, и лукаво соглашаться, и остроумно возражать. Дело кончилось тем, что я посоветовал ей немедленно открыть собственное ток-шоу на радио, а она, громогласно расхохотавшись, сообщила, что именно так и зарабатывала на жизнь в течение пятнадцати лет, пока не получила наследство, а вместе с ним возможность бросить службу.
– Теперь я могу позволить себе роскошь разговаривать бесплатно, - похвасталась она.
– Прежде, когда я работала на радио, болтовня казалась мне бессмысленным расточительством. Мой первый муж подал на развод, когда я отказалась вести с ним нелимитированные бесплатные разговоры: десять минут в сутки, Томас, - сказала я, - десять минут, а потом я включаю счетчик, как таксист!.. А нынче я почти каждое утро отправляюсь в кондитерскую, пить кофе с соседками. Пить кофе - это, конечно, только предлог. На самом деле нам требуется не кофе, а "почесать языки", - так это будет по-русски? Меткое выражение! От долгого молчания язык действительно начинает чесаться, это проверено... Впрочем, мы любим ходить в кондитерскую еще и потому, что для этого следует подняться по "Небесной лестнице". И романтично, и полезно для здоровья: по дороге тратишь столько же калорий, сколько содержится в куске яблочного штруделя...

Я ушам своим не верил. Они поднимаются по "Небесной лестнице"?! Причем только для того, чтобы попасть в свою сраную кондитерскую и сожрать там яблочный штрудель?! "Романтично, и полезно для здоровья?!" Уму непостижимо!

– Погодите, Клара-Мария, - прошу.
– Погодите. Я вас, наверное, как-то неверно понял. Вы поднимаетесь по "Небесной лестнице"? Как такое может быть?

– Очень просто, - смеется.
– Наши дома стоят внизу, у озера, а кондитерская - на вершине холма. Удобнее всего добираться туда по улице-лестнице. Она называется die Himmelich Leiter, "Небесная лестница"... я бы даже сказала, "Небесная стремянка", если вам требуется более точный перевод. Стационарная лестница - это все же "die Treppe"...

– А - "Leiter", значит, переносная, - киваю понимающе.
– Лестница, которую можно принести в нужное время в нужное место, установить, забраться - ну, скажем, в небеса, - а потом аккуратно убрать, словно и не было никакой лестницы. Ясно. Спасибо, Клара-Мария, вы мне очень, очень помогли...

Она разглядывает меня с неподдельным интересом.

– Помогла? Чем же я вам помогла? Вы изучаете немецкий язык?

– Можно сказать и так, - улыбаюсь устало.
– Только я не слишком усердный ученик. Три года назад выучил слово "die Schicksalkreuzung". Теперь вот "die Himmelich Leiter". Моя эрудиция не слишком впечатляет, правда?..