Тут ещё сказать надо, что рукава рубашек я всегда чуть выше локтя закатывал. Мне многие тогда говорили, что я похож на пухлощёкого гитлерюгендовца.

И это была правда.

Я обожал свой внешний вид.

И если сначала я так вот по-фашистски одевался только в школу, то потом стал ходить так всегда и везде.

Примерно тогда же я стал отказываться от джинсов под тем предлогом, что джинсы – это низкопоклонство перед Западом. Я постоянно скандалил с мамой по этому поводу.

– Одевай джинсы! – кричала она.

– Не буду! – отвечал я. – Я что, америкос по-твоему?! Нет, джинсы не надену, надену брюки!

– Одевай джинсы, я тебе говорю! – вопила разъярённая мать. – Ты же в них такой красивый!

– Нет, нет и нет! – настаивал я на своём.

Так мы спорили часами иногда. Но тогда ещё матери хватало сил хоть иногда заставить меня одеть джинсы.

Потом я окончательно её победил в этом вопросе. Вот уже несколько лет как я хожу в брюках и рубашках (не всегда, правда, чёрных).

Но это мы отвлеклись.

Вернёмся к делу.

Одеваюсь я, значит, да иду в школу. Сначала ещё мама меня по-старинке возила, но потом я настоял, что сам ходить буду. Так и стал до школы прогуливаться.

Именно прогуливаться, а не прогуливать. Школу я не прогуливал никогда. Уж что бы я тут ни писал, но что правда, то правда: школу я любил. Я любил её всегда. Любил так, как любят милую сердцу девушку: несмотря на недостатки. Конечно, от школы я изрядно натерпелся, но она всё равно была и остаётся моей первой юношеской любовью.

А первая любовь, известно, не проходит. Как и фашизм.

Короче, я шёл в школу.

Дорога была в высшей степени приятной. Сначала я шёл от своего дома по Багратионовскому проезду до станции метро Фили, а потом от метро до церкви и дальше по Новозаводской прямо к школе. Дорога очень живописная, особенно от метро до церкви. Там у дороги целая аллея боярышника высажена. Приятно было ходить там рано утром. На площади у метро всегда было людно. Там тогда стоял магазинчик, где я на обратном пути из школы покупал себе шоколадки «Dove». Много шоколадок!

Потом и до этого несчастного магазина дотянулся проклятый урод Собянин.

Но тогда магазин ещё был на месте.

Рядом со школой стояли хрущёвки.

Дома там были даже не пятиэтажные, а четырёхэтажные.

Здания все были ветхие и мрачные.

Казалось, они того и гляди развалятся. Стояли они так близко друг к другу, что во дворах всегда было темно.

Впрочем, дома эти и добрую половину улицы оттеняли так, что мало не покажется. В тех местах поэтому всегда было сыро. Кроме мха там ничего не росло.

А теперь вообразите себе картину.

Глубокая осень, ноябрь месяц. Небо низкое, свинцовыми тучами затянуто. Вечереет. Маленький грязный дворик. Совсем голый, ни одного деревца нет. Со всех сторон его обступили невысокие обшарпанные дома. В окнах горит тёплый, приятный такой жёлтый свет. Вон семья за кухонный стол садится. То ли обедать, то ли ужинать. А на улице дождик накрапывает и грязь под ногами хлюпает.

Представили?

Вот примерно эту картину я наблюдал всякий раз, когда из школы возвращался. И мне это нравилось.

Сейчас, наверное, те хрущёвки снесут из-за всё того же иудушки Собянина с его реновацией, а на их месте построят какие-нибудь «элитные апартаменты с видом на реку» для московских яппи.

Для нашего района это будет катастрофа. У нас тут и так джентрификация идёт полным ходом. На месте заброшенного Западного порта уже отгрохали какой-то жуткий комплекс высоченных близстоящих зданий.

Продают их теперь клеркам, которые в Сити работают.

Из-за этих проклятых клерков теперь ещё и «обустройство территории» на Филёвской пойме планируется. Говорят, сделает этот урод мэр там набережную с лавочками да велосипедными дорожками.

Рад был бы ошибаться, но пока всё у нас идёт именно к этому.

Тут, пожалуй, только коррупция поможет.

Если деньги на набережную разворуют, я казнокрадам оды петь буду.

Но что-то мне подсказывает: нет, не разворуют…

Впрочем, не будем сейчас так вот о грустном. Тогда ещё всё с этим было нормально, а на Западный порт никто особо не покушался.

Короче, приходил я в школу.

Там, понятное дело, занятия посещал.

Но занятия – это так, побочное явление. Главное – это проповеди и вообще публичные выступления. Ради них, собственно, я и посещал школу так усердно. Мне постоянно нужна была аудитория, ибо я постоянно тренировался.