Разница была в символах. Говнари носили косухи и слушали «Арию». Скинхеды носили берцы и слушали «Коловрат». Идеи мало проникали в их головы. Возможно, только на уровне какого-то смутного осознания неких очень простых тезисов: дескать, чурки понаехали, жить не дают; надо бы их всех убить. Или как у говнарей: русский рок – это круто; панк – это тоже круто. Исключения были единичны и мало на что влияли.

Сейчас часто говорят и пишут про какую-то уличную войну нулевых. Всё это лютый бред. Не было тогда никакой уличной войны.

Уличная война – это то, что было в Италии семидесятых, или в Испании двадцатых. А то, что было у нас в нулевые, - это типичные субкультурные разборки.

Гопник гопника отвёрткой пырнул. Какая тут политика?

Гопники нападали на говнарей, боны – на антифа. Иногда кого-то в этих разборках резали. Всё это имело к политике самое отстранённое отношение. Политических организаций это по большей части вообще не касалось.

Коммунисты и анархисты, не принадлежащие к субкультуре, ходили по улицам совершенно безбоязненно. На них почти никогда не нападали.

Одно время ребята из движения «Наши» пытались чтото такое делать, но они поколотить кого-то были неспособны. Максимум могли пакетами с собачьим навозом закидать.

В субкультурных разборках гибло гораздо меньше людей, чем в обычных уличных драках. В целом всё это было довольно несерьёзно.

А как жили в то время серьёзные, цивильные политические организации? Там в то время тоже было болото. Правда, тамошнее болото было поглубже болота субкультурного.

В то время было полным-полно каких непонятных политических сект. Много ихбыло разных, - троцкистских, сталинистских, широколевых, анархистских, левопатриотических. В какой секте было всего пара человек, в какой – пара десятков человек. Но все они верили, что именно на их стороне правда, что это они возглавят революцию. А революция, считали они, будет уже вот-вот.

Там состояли странные люди. Всё это были какие-то маргиналы. Молодые люди в мятых джинсах и потёртых кроссовках, в рваных майках и засаленных свитерах. Ещё были восьмидесятилетние деды и бабушки. Иногда забредали какие-то неформалы, но их было очень мало.

Там они были в полном меньшинстве.

Коммунисты представляли собой сборище сектантов, постоянно ругающихся между собой. Анархисты были безобидной тусовкой. На одном её краю находились академические балаболы, собиравшиеся в райкомах КПРФ и аудиториях Высшей школы экономики компаниями по пять человек, чтобы обсуждать книги Кропоткина или (в лучшем случае) Мюррея Букчина. На другом краю анархистского гетто находились некоторые политизированные антифа. Даже в лагере анархистов они были полными маргиналами.

Да, тогдашняя антифа – это были маргиналы среди маргиналов.

Леваки тогда ничего не читали. Большинство тогдашних неофитов даже «Манифеста Коммунистической партии» не читало. Это потом, после четырнадцатого года в моду вошли марксистские кружки. А тогда, в нулевые, что старики, что молодёжь в коммунистических организациях были очень дремучие. Особенно это у сталинистов было. Но и у анархистов с троцкистами тоже. У левопатриотов же теории особо никогда и не было.

Знаете, с чем у меня ассоциируются нулевые? Первое мая какого-нибудь там года. Воздух холодный. На деревьях только листья начали появляться. Во дворах и на дорогах пыльно до невозможности. Солнце светит ярко, но не греет. По центру города под вялыми транспарантами идут убогие, плохо одетые люди. Кто в джинсах грязных, кто в спортштанах или трико. На всех куртки ещё советские. Иногда неформалы пройдут какие-то, но вообще – старики и плохо одетые школьники из бедных семей. Идут они так, не толпой, значит, а группками человек по двадцать. На лицах усталость. Откуда-то из трянных колонок песни Харчикова хрипло играют.

Вот так и выглядел наш левый движ в нулевые.

***

У сталинистов мне было скучно. Дед иногда таскал меня на собрания к своим друзьям в ВКП(б) Нины Андреевой, но там мне н6икогда особо не нравилось. К анархистам мы ходили пару раз из интереса, но там было ещё скучнее, чем у их злейших врагов.

Интереснее всего было у левопатритов. Там бывали рабочие с не до конца ещё сдохших к тому времени московских заводов. Много было отставных и действующих военных. Захаживали студенты.

Молодёжь у левопатриотов вообще была зачётная. У анархистов собирались либо откровенные ботаны, либо (сильно реже) субкультурщики. У коммунистов вечно тусили серьёзные очкастые ребята из бедных семей. Все плохо одетые, догматичные, полные личных комплексов.

У левопатриотов было иначе. Там вся молодёжь как на подбор. Все либо учатся, либо работают, либо и то и другое. Все занимаются спортом, не курят и не пьют. У всех здоровые моральные установки. Ребята эти были свободны как от ханжества, так и от распущенности. Никакой субкультурщины: на всех рубашки и брюки, туфли или ботинки.

Но больше всего в них привлекало не это. В отличии ото всех остальных, у них реально горели глаза.

Левопатриотический движ привлекал своей серьёзностью. В отношении него даже слово движ использовать как-то не совсем уместно.

Совсем это даже был не движ. Серьёзное народное движение.

На сталинистских собраниях все разыгрывали какой-то бесконечный позднесоветский пленум. На троцкистских и евролевацких говорили о гендерах, авторках и мировой революции. На анархистских призывали к ненасилию и поиску себя в работах Кропоткина.