Тащил этот парнишка всё, до чего мог дотянуться и что мог унести. Он мог утащить чужой багаж с вокзала, вынести пятьдесят плиток шоколада из какого-нибудь супермаркета, похитить свежую рыбину с прилавка зазевавшегося базарного торговца. И да, конечно, при каждом удобном случае он лазил по чужим карманам и сумкам в поисках заветного бабла.

И знаете, этот товарищ мог бы очень хорошо жить, если бы всё наворованное оставлял себе.

Но не судьба!

Шкет был тониным рабом. Ходил он тогда в третьей категории. Там он, собственно, и остался навсегда. Выше не поднялся.

А не поднялся вот почему.

Здоровье своё парень не щадил.

Когда мы с ним познакомились, ему было всего десять лет от роду, а он уже курил по две пачки «Беломора» в день, много пил, прочно сидел на винте и часто жрал бутират. Разумеется, на его здоровье это не могло не сказаться.

Впрочем, умер он вовсе не от передоза и не от рака лёгких.

Смерть его была сущим курьёзом.

В июля пятнадцатого года шкет пошёл со своими друзьями на Москва-реку. Искупаться ребятам захотелось.

Друзья эти все сплошь были закоренелые ворюги. Такие же, как и он сам.

Короче, пришла вся ватага на пляж. Пляж был дикий, необустроенный. Из посторонних никого там не было.

Мальчишки расположились на песке. Достали водку, достали наркоту. Принялись бухать и дуть, что было мочи. Напились как следует, обдолбались по самое не балуйся. Полезли в реку купаться.

Короче, утонул тот мальчишка в реке.

На его похороны собралась туча народа. Были там и Тоня Боженко с Юлькой Аввакумовой.

Аввакумова мне рассказывала вот что. Когда гроб уже опустили в могилу и начали эту самую могилу землёй засыпать, всё время молчавшая до того Тоня пустила скупую слезу и со сдержанной горечью в голосе важно изрекла: «Он мог бы стать настоящим вором!».

Кстати, матушка у парня была очень приличной женщиной.

Я прекрасно её запомнил. Слегка упитанная блондинка тридцати лет с очень добрыми, по-детски наивными зелёными глазами.

Говорят, она никогда не надевала штаны. Всегда ходила в длинных юбках.

Охотно верю. Я её, во всяком случае, в брюках или джинсах не видел ни разу.

На голове она всегда носила косынку.

Знаете, такие косынки женщины обычно надевают когда идут в церковь.

Косынку она носила не просто так. Эта женщина взаправду посещала церковь чуть ли не каждый день. Говорила, молится за грехи. Не только за свои, но и за чужие.

Добрая была женщина. Всем помогала. В благотворительных акциях участвовала постоянно.

А ещё она часто пекла пирожные, приносила их в школу и раздавала нашим ребятам. Просто так, даром.

Добрая была женщина. У нас её все любили.

Человеком она была очень мягким. Сыну своему ничего не запрещала. Ко всему прочему она была матерью-одиночкой. Много работала. С воспитанием собственного ребёнка она явно не справлялась.

И мальчика воспитала Тоня.

Ну, а уж к чему такое воспитание привело, – это вы уже знаете.

После смерти сына мать долго горевала. Года два не снимала траур.

Но потом как-то приободрилась, вышла замуж во второй раз, снова родила мальчика. Сейчас он уже пошёл в детский сад при нашей школе. Мать его снова печёт пирожные и приносит к нам в школу. На радость новым поколениям протоновцев.

Такие пироги.

Однако вернёмся к делу.

Мелкие воры вроде того парня постоянно приносили в сортир небольшие суммы денег и всякую жратву. Всё это становилось предметом азартной игры.

Играли на деньги, на шоколадки, на чипсы. Ставки, как правило, были невысоки.

Но тут дело такое. Играешь себе, играешь, ставки приличные, вроде.

Вот проиграл ты пятьдесят рублей.

«Ничего, – говоришь, – завтра отдам!».

Опять играешь. Опять пятьдесят рублей проиграл. И так двенадцать раз за день.

Потом на следующий день в сортир приходишь. Опять играешь.

– А деньги? – тебя спрашивают.

– Завтра отдам! – отвечаешь.

Опять играешь весь день. И проигрываешь, вроде, всякий раз немного: то по сто рублей, то по пятьдесят. Да только вот к концу дня уже тысяча набирается, а то и две или три.

И так ты каждый день ходишь в сортир, играешь, а долг всё растёт.

И вот, наконец, приходишь ты однажды в туалет поиграть, а там тебя твои компаньоны встречают злые-презлые. Подходят к тебе, значит, и говорят: должен ты нам, братюня, сто тысяч рублей.