Также в конце десятых и начале двадцатых некоторые старые активисты (Кумарин, Макаров, Палеонтолог, Речкалов) написали и напечатали свои мемуары о том времени, много там насочиняв.

Эти мемуары, разумеется, тоже были частью политической борьбы, но по большей части внутри левого движа. Для Палеонтолога это было нужно чтобы пропиарить нацболов среди молодых, для Кумарин – чтобы удержать своё падающее влияние в левом движе, для Речкалова – чтобы облить грязью своих оппонентов и доказать молодёжи, что именно он был прав в некоторых идейных спорах десятых годов. Макарову своя книга была нужна как прелюдия к триумфальному возвращению в левый движ после шведской эмиграции.

До этого антифашизм был в целом маргинальной темой внутри левого движения. Так было на протяжении всех нулевых годов. И знаменитые теперь «уличные войны» были просто небольшой серией потасовок между правой и левой молодёжью. В целом, это не оказывало большого влияния даже на самих левых. Даже для анархистов тогда это была маргинальная тема. За неё так уцепились только после полного идейного и организационного поражения анархизма в России, – то есть после 2017-2018 годов.

Однако вернёмся к делу.

Глава четырнадцатая. Прима.

Альбина была весёлой девушкой. При этом она была полная мразь.

Вообще, чем-то она отдаленно была похожа на Звереву: такая же изнеженная и забалованная сволочь. При этом она была лишена и талантов Сони, и её физической подготовки, и её ума, и всех тех немногочисленных добродетелей, какие у Сони были.

Альбина была некрасивая блондинка с большим носом, скошенным до предела подбородком, с широкими скулами, с ломкими волосами и персидским разрезом глаз. Она была неонацисткой и наци-феминисткой.

Одевалась она всегда нарочито неряшливо, обычно в майку и широкие как шаровары чёрные джинсы.

Родом она была из очень богатой семьи. Её отец был важный криминальный авторитет.

Она жила в роскошной квартире в охраняемом жилом комплексе.

Тем не менее, тусила она исключительно с маргиналами разного толка: в основном правого, конечно, но и левого тоже. Она таскала их к себе домой, поила водкой абсентом, накачивала наркотиками, всячески косплеила с ними богему эпохи декаданса и прочее.

Потом отцу это надоело и он подарил ей трёхкомнатную квартиру на улице Барклая.

Квартиру она обставила по свое у вкусу: в половине комнат были чёрные стены и красная мебель (в том числе красные кожаные диваны), в другой половине красные стены и чёрные кожаные диваны. По всей квартире стояли огромные, от пола до потолка, светильники с расплавленным воском. Ползвезды были наливные. Сквозь пластмассу можно было разглядеть аппликации с дельфинами и морским дном. Они ещё и подсвечивались специальными лампочками.

В этой квартире Аня без остановки бухала, торчала героином и другими наркотиками, притаскивала своих друзей-нацистов и снимала на профессиональную камеру и профессиональным светом «феминистское порно».

В основном в поджанре эрогуро.

Местами у неё получились почти настоящие снафф-видео.

С Альбиной я познакомился во время научной конференции в МГУ. Она пришла послушать доклады, а я как раз выступал. Она тогда училась на кафедре культурологии местного философского факультета.

Точнее, в университете Альбина больше тусила, чем училась. На занятиях она появлялась редко. Тем не менее, она была немного любопытна и нашла меня вполне интересным.

Потом Аня вообще бросила учёбу, и мы не общались.

Вскоре после конференции мы снова встретились с ней. Произошло это в самом конце шестнадцатого года на одной правой тусе.

В крохотный магазинчик «Листва» пыталась набиться огромная толпа народа. Большая часть не влезла и тусила на улице. В основном это были ультраправые студенты.

Так, один из них, сын бизнесмена, семья которого жила в большом коттедже за городом, рассказал мне, что к правым взглядам пришёл после того, как его родного брата посадили в СИЗО за убийство киргиза. На тот момент его брат всё ещё ждал суда.

На студенте были толстые очки и дорогое пальто на манер старой шинели с нашивками ни то добровольцев, ни то власовцев.

Среди этого правачья я и встретил Альбину.

Мы разговорились, а потом она позвала меня на Приму. Для меня это был очень важный визит.