– Меля, ты ведь такая хорошенькая девочка, – притворно-ласково заговорил он, усаживаясь рядом с ней на диван, – зачем ты смотришь эти программы для бабусек? Может, посмотрим какое-нибудь кино вместе?

Меля не подумала ничего. Она всегда была готова ко всему, но задних мыслей у неё не было.

– Какое кино вы хотели бы посмотреть? – спросила она, как всегда равнодушно глядя в глаза мужчине.

– Ну, какую-нибудь комедию романтическую, – сказал он, положив мохнатую токую руку на плечо Меле.

– Я не очень сильно люблю комедии, тем более романтические, – сказала Меля. – Я их не понимаю.

– Ну, так давай я научу, – заговорил физик, пододвигаясь ближе к девушке.

– Я предпочла бы посмотреть «Специального репортёра», – сказала Меля, улыбаясь прямо в глаза технарю.

– Ты не понимаешь, – сказал он. – Это же пропагандистское шоу, там ведь лапшу на уши вешают. Это для стариков сделано. Или ты просто чтобы поугарать смотришь?

– Нет, – улыбнулась девушка, запуская гость чипсов себе в рот, – мне нравится. Я считаю, так и надо снимать репортажи.

– Пропагандистские репортажи? – спросил технарь, прижимаясь плотнее к Меле.

– Нет, вообще репортажи, – сказала Меля.

– Может, ты и в летающие тарелки веришь, в рептилоидов? – иронично спросил технарь.

– Да, верю, – сказала Меля с абсолютной уверенностью.

Ей не нравился этот спор. Она вообще не любила спорить. Если она говорила с людьми, то почти всегда о чём-то конкретном. Теорию она предпочитала не трогать. «Пусть каждый верит во что ему заблагорассудится, – думала она. – Тех, кто верит в глупости, мы накажем». Если человек хороший, с ним незачем спорить, если плохой, спорить бесполезно. Так считала Меля. С плохими людьми она бы не стала спорить, но теперь её силой втягивали в этот спор.

Пока что технарь не видел в ней ничего зловещего. Оно и неудивительно: он был технарь. Как любой настоящий технарь, он ничего не видел, и, конечно, не заметил в Меленьке ничего зловещего. Он смеялся.

Дальше, в принципе, не было ничего интересного. Этот урод сначала начал над Мелей злобно подшучивать, потом полез целоваться, а потом и вовсе вздумал изнасиловать. К счастью, Меля сумела отвлечь его («я сейчас, мне только на минуточку»). Она отошла в комнату и взяла там тот же арматурный прут, которым намедни чуть не убита пьяного бона. Только на сей раз она заехала Александру (именно так звали тупого технаря) так, что он с первого же удара потерял сознание. Он сидел на диване как бы полубоком, и поэтому не сразу увидел, как Меля занесла над ним железяку. Только в последнюю секунду Меля отблеском увидела, как глаза тупого технаря наполнились ужасом, и он потерял сознание.

– Мерзкий парень, – прошипела Меля. – Мерзкий парень! Мерзкий парень хочет жить! Умирать не хочет, сволочь! Пусть сдохнет милый парень! Просто за то, что умирать не хочет!

Ещё два удара, и он был мёртв. Меля перетащила его тело на кухню, затем собрала вещи, открыла газ и зажгла на столе свечку. Через семь минут в квартире прогремел взрыв. Меля в это время как раз садилась на автобус. Следующие несколько месяцев она провела в Подмосковье на одной полузаброшенной даче, принадлежавшей давнему её знакомому. Она не хотела попасть в лапы полиции. Впрочем, не сильно её и искали. Случай списали на самоубийство.

Меля очень ценила уют, очень ценила комфорт. Ей совсем не нравилось, когда её этого комфорта лишали. А на даче ей было не особо комфортно. Она спала на полу на старом пыльном матрасе, каждое утро вставала рано, чтоб набрать воды из колодца и умыться, варила очень крепкий чай прямо на мангале в огромном железном чайнике. На ржавом велосипеде она ездила в магазин за три километра и покупала себе жвачку и шоколадки. Ела она дома или в придорожной шашлычной возле магазинчика. В доме был старый телевизор с жидкокристаллическим экраном. Ему было лет тридцать, но работал он превосходно. К нему была подключена антенна «Триколор ТВ», и старый телек принимал больше тысячи каналов. Были там и такие, где с утра до ночи крутили только автогонки, гонки на выживание, бои без правил, записи военных учений, выступления гадалок и шарлатанов, кровавые японские и американские хорроры. Меля смотрела это всё. Вечера она обычно проводила в мягком кожаном кресле сороковых годов, настолько огромном, что в него могли бы влезть три такие девушки, как она. Она просто сидела вечерами в кресле, ела чипсы, орешки или ещё что-то такое, пила колу или «Байкал» и смотрела кино. А потом отправлялась гулять на пруд и долго вглядывалась в его тёмные воды, прежде чем пойти домой, умыться и лечь спать. Она спала до самого утра беспробудным сном.

Так прошло лето. К осени Меля должна была вернуться в посёлок. И она вернулась.

Однако надолго она там не задержалась. Очень скоро ей потребовалась вернуться в Москву.

После того, как Меля вернулась в Москву, ей понадобилось где-то жить. Партия квартиру ей предоставить не могла, а потому она впервые за долгое время пошла к себе домой, – точнее, туда, где раньше был её дом.

Оказалось, отец её давно уже там не живёт. Он вообще к тому времени уже нигде не жил. Он умер от сердечного приступа и был где-то похоронен. Где именно, Меля даже не пыталась выяснить.

Родственники давно продали недвижимость пожилой семейной паре. Её купили муж и жена. Жена была активистка Компартии, а муж – преподаватель Бауманки.

Правда, он был вообще довольно разносторонней личностью: обладатель чёрного пояса по карате, амфетаминовый наркоман, фашист, диагностированный психопат и обладатель внушительной коллекции обрезов и прочего стреляющего хлама.

На старости лет он стал постоянно ругаться с женой и даже её пару раз избил. Она съехала от него на дачу, а квартиру хотела продать, но потом выяснилось, что изза сложной системы долевой собственности сделать она этого не сможет. В ближайшее время точно.