Жизнь в посёлке была очень-очень трудной. Меля вынуждена была рано вставать и сразу начинать работать. Она сама таскала вёдра с собой себе в квартиру, ходила за продуктами в магазин и на местный базарчик, сама волокла сумки с детскими тетрадями домой. Она долго шла в школу, долго шла из школы. В самой школе ей приходилось оставаться иногда до глубокой ночи. Её рабочий день начинялся в семь утра, когда она приходила в класс и открывала окна, чтобы проветрить его. Заканчивался он обычно в семь или восемь вечера, когда она со стопками тетрадей уходила домой. Но часто она сидела в классе и до девяти, и до десяти, и даже до двенадцати ночи. Тяжёлая жизнь плохо сказывалась на её здоровье: постоянно болела голова, мучала одышка, регулярно накатывала слабость. Когда Меля приходила домой, она тут же ложилась на кровать. Ложилась прямо так, в одежде, поверх колючего шерстяного покрывала – и засыпала мертвецким сном. У неё не было сил даже поесть, не то, чтобы готовить. Она ела один или два раза в день: один раз утром и один во время большой перемены. В остальное время она была занята тяжёлыми трудами.

Очень быстро Меля потеряла интерес ко всему, что происходило за пределами школы. Даже любимые фильмы ужасов и сериалы отошли в прошлое. Она уже не проявляла к ним интереса, потому что сил у неё на это не было. Наверное, она бы стала бухать или торчать, если бы это было для неё приемлемо. Но она не знала ни вкуса алкоголя, ни его эффектов. О наркотиках не шло и речи. Очень частотна ощущала, что тело не подчиняется ей. В минуты усталости ей казалось, что это и вовсе не её тело. Сначала просто накатывала усталость, а потом пуки и ноги становились точно механическими. Она не чувствовала жизни в себе, и ей казалось, что жизнь в ней угасает.

«Может, я уже умерла? – думала она, лёжа на кровати и глядя с потолок. – Просто не заметила этого?».

Тогда она поднималась, шла в ванную и делала себе несколько надрезов на руке при помощи опасной бритвы. Только тогда она успокаивалась и вновь чувствовала себя живой. Она чувствовала себя живой только когда ей было больно.

Сергей и Ольга видели, до какой степени отчаяния дошла Меля, поэтому в один из осенних дней предложили ей свою помощь. У Ольги была дочь, которая в этом году должна была окончить одиннадцатый класс. Это была милая, немного полня девушка с пухлыми щёчками, рязанским носом и стрижкой каре. Волосы её всегда были покрашены в зелёный цвет. Она писала фанфики, полные насилия, много тусовалась с мальчиками, громко материлась, пила «Виноградный день» и алкогольные энергетики, называла себя лесбиянкой, но занималась сексом только с парнями. Она хорошо знала историю и английский язык, но систематически забивала на биологию, химию и физику. Она была лучшей ученицей в классе, но всегда была на грани отчисления. Ольга решила, что её дочь (которую, кстати, тоже звали Ольга) может помочь Меленьке с её обязанностями.

Отныне Оля вела продлёнку и проверяла тетрадки младшеклассников. Она помогала Меле в работе с музеем и кружком. Сама Меля теперь могла немного вздохнуть спокойно.

Сергей предложил ей записаться бесплатно в его секцию исторического фехтования. Меля согласилась, и он с радостью начал обучать её всяким своим премудростям. Меля вообще стала теперь больше двигаться. Впервые за долгое время в её жизни появилась двигательная активность. Она очень мало двигалась с тех пор, как перестала общаться с Крис.

К зиме стало немного получше. Меля немного попривыкла к своему новому состоянию, нагрузка стала более дозированной, и она могла позволить себе отдыхать. Теперь её жизнь стала наполняться смыслом. Она очень быстро пришла в норму, и хандра долгое время больше не возвращалась к ней.

Зима в том году выдалась дрянная. Сырость стояла неимоверная. Воздухом тяжело было дышать, настолько он был влажный. По дороге в школу жутко воняло гнилью и конским навозом. Небо было серое, всё заволоченное тучами. Грунтовка превратилась в один нескончаемый поток грязи. Утром по дороге в школу Меля часто видела, как из сугробов торчали замёрзшие насмерть алкаши.

Было тепло и влажно. Температура той зимой ни разу не опустилась ниже пяти градусов ниже нуля. В основном было сильно выше нуля. Снег иногда выпадал и сразу же таял. Всё было очень плохо.

В непогожие дни Меля старалась больше времени проводить дома. Она исправно посещала тренировки с шашкой, нов остальное время старалась особо не двигаться. Ей нравилось лежать в кровати, закутавшись в десять одеял, пить чай, есть сладости и смотреть сериалы. Мысли ворочались медленно. Она чувствовала, как деградирует. Зимой в её убогой квартирке было очень холодно. Мокрый ветер постоянно задувал в щели, а ремонтировать барак у Меленьки сил не было. Она была белоручка. Свет она старалась не включать и предпочитала смотреть фильмы ужасов в абсолютно тёмной квартире. В её спальне не было люстры: только лампочка под потолком. Когда она включала её, свет больно бил в глаза. Такое освещение бывает в СИЗО. Теперь Меля много сидела и кушала.

К весне от такой жизни ей впервые в жизни удалось накопить немного жирка, но сама она этого не замечала. Она не привыкла обращать внимания на своё тело. Она никогда не комплексовала из-за него именно потому, что не обращала на него внимания. Меля почти никогда не смотрела в зеркало и очень мало следила за внешним видом. Ей было достаточно того, что одежда постирана и более-менее поглажена. Большего она никогда е требовала. У неё были коротко подстриженные ногти без лака, бледное, не знавшее пудры лицо. Она почти не прикалывалась к своему телу, разве что только в ванной во врем мытья или случайно. Ей никогда даже не приходило в голову встать перед зеркалом и начать рассматривать себя. Она не ощупывала своего тела, не вставала на весы, не мерила талию. Тело был ей попусту неинтересно. Она не любила и боялась его, потому что знала, что тело – источник греха. Её страх был совсем не тем, какой обычно испытывают взрослые или подростки. У них страх обычно связан с интересом: ведь так хочется иногда заглянуть за грант, увидеть ужасное, рассмотреть его, понять. У неё ничего подобного не было. Она боялась своего тела, но боялась его совсем иначе. Это был страх перед чем-то настолько ужасным, что о нём и знать не хотелось. Она делала всё, чтобы не дай бог не познать собственное тело. Она боялась его именно потому, что не знала, чего от него ждать. Она боялась, что тело может увести её не туда, что она может впасть во грех. Именно поэтому Меля старалась игнорировать своё тело. Проигнорировала она его и в этот раз.

Несколько раз за зиму ей приходилось ездить в Ростов, несколько раз – в Воронеж и Белгород. Она возила туда партии альфы. Ей нравилось смотреть на цветастые кристаллики в герметичных пакетиках. Их много лежало у неё под кроватью дома. Она хранила их в жестяной коробке для школьных завтраков. Коробка имела собственный замочек. Она вся была чёрная, блестящая, а на крышке её был нарисован Барт Симпсон на скейтборде в окружении языков пламени.

Альфа шла откуда-то из-за границы: то ли из ЛНР, то ли из Украины. Сергей и какие-то его друзья регулярно перевозили её через границу. Меля складировала это всё у себя дома, потом отвозила в Ростов и другие крупные города. Там она прятала эти пакеты в диких заросших парках, в заброшенных промзонах, на пустырях. Координаты она скидывала какому-то человеку, имени которого она не знала. Он с ней общался через Джаббер.