Возле входной двери лежал истерзанный старый половик неопределённого цвета. Тёплый желтоватый свет старых лампочек лился на неаккуратно выкрашенные в сопливо-зелёный цвет стены.

Мы стали подниматься по лестнице.

Затёртые до глянцевого блеска бетонные ступени громко цокали под подошвами наших ботинок.

Мы зашли в квартиру.

Было темно. Дверь захлопнулась.

Миша протянул руку к стене. На ней громко щёлкнул большой выключатель из белого пластика. Горячий свет озарил комнату.

Под самым потолком висела солидных размеров хрустальная лампа. В неё было укреплено двенадцать горящих золотом точно маленькие солнца лампочек.

Под ногами лежал чёрный прорезиненный половик.

Половик был почти новый. До того времени использовали его не больше месяца.

Возможно, что и меньше.

В ярком свете электрических ламп поблёскивал янтарной глазурью золотистый паркет.

Паркет был далеко не новый. Начинавшие рассыхаться от времени составлявшие его дощечки уже расходились тонкими нитями отчётливо проступавших на жёлто-золотом фоне чёрных трещин.

Мы с Мишей неспешно стянули со своих плеч куртки. Одежду повесили на крючки. Отряхнули с ботинок грязный снег. Разулись.

Пока мы раздевались, я внимательно разглядывал сверкавший зеркальной гладью паркет.

Я снял ботинки и легонько ступил на зеркальную поверхность носком правой ноги. Провёл ногой по полу. Было скользко.

Усыхавший на глазах паркет был старательно натёрт воском.

– Вы что, воском паркет натираете? – удивлённо спросил я у Миши.

Признаюсь честно: до этого никогда не видел, чтобы кто-то натирал полы воском.

Я слышал, конечно, что раньше так часто делали в богатых домах. Однако же я и представить себе не мог, чтобы кто-то из моих одноклассников натирал у себя дома полы. Это мне показалось очень странным.

– Да, мама натирает, – лениво отмахнулся Миша, глядя не на меня, а куда-то в сторону. – Каждый день натирает, блядь, – теперь уже с явной досадой добавил он. – Трёт и трёт каждый день. Спрашиваю её: зачем воообще это всё делать? Так она мне отвечает: надо, Мишутка, надо… Такой у нас, дескать, порядок в доме заведён. Порядок, блядь!..

Миша повернулся и теперь смотрел мне прямо в глаза.

– Я ей говорю: ну зачем это всё? – рассказывал он, то и дело агрессивно всплескивая руками. – А она мне отвечает: надо так, блядь, Мишутка, надо. Надо, чтоб полы воском натёртые были, чтоб порядок везде был надо, – тут Стефик вопросительно выкатил глаза и развёл руками. – А зачем вообще порядок этот? Мне порядок в жизни не нужен.

Мы пошли в сортир мыть руки. Пока журчала вода, Миша продолжал свой монолог.

– Мать совсем своим порядком замордовала, – яростно жаловался мне Стефик. – Лежу утром в постели. Шесть часов, время есть ещё. Нет же, будит меня, говорит, надо, чтоб я проснулся как следует. Да я и так проснусь! Дайте поспать ещё! Зарядку делать заставляет. Потом со школы приду, на диване валяюсь, она мне про домашку заливает.

Мы как следует умылись и вымыли руки. Прошли в гостиную.

– Я щас, – махнул рукой Миша, – переоденусь в домашнее и приду.

Он скрылся за дверью.

Закрывать за собой дверь Миша не стал. Он предпочёл оставить её распахнутой настежь.

Я сел на диван и принялся разглядывать комнату.

Озером свежей растёкшейся патоки под ногами сверкал натёртый воском паркет. Вдоль стен возвышались громады новенькой, очевидно, совсем недавно привезённой из «Икеи» мебели.

Справа от входной двери стоял мягкий, обитый снаружи гладкой бежевой тканью диван. На нём я, собственно, сидел.

Перед диваном стоял прикидывавшийся деревянным журнальный столик из ДСП. Столик был кремового цвета.

Пространство между окном диваном занимал невысокий, сварганенный из серого пластика книжный шкаф. Полки его были заставлены плоскими коробками с пиратскими DVD-дисками внутри.

Я встал с дивана и подошёл к шкафу. Захотелось получше изучить его содержимое.

Кое-как склеенные из дешёвого картона коробки были покрыты уродливыми, вопиюще безвкусными картинками.

Боже, какая это была мерзость!

Вспоминать, честно говоря, противно.

Всё это выглядело какой-то злобной пародией на поп-арт, притом что этот последний сам по себе является пародией на подлинное искусство.

Казалось, будто все эти омерзительные картинки нарисованы рукой очень талантливого, но при этом глубоко больного психически младшеклассника.

Кислотно-яркие, никогда не встречающиеся в жизни цвета, до невозможности ярко вычерченные толстыми чёрными линиями контуры, полное отсутствие светотени, искривлённая, неумело прорисованная линейная перспектива, чудовищные извращения всяких пропорций.