Мужчина скрестил руки на груди в ожидании аргументов Бёрка. Тот, немного раздосадованный тем, что его предложение не нашло отклика, некоторое время молчал, покручивая пышные седые усы с рыжими следами от табака.

– Да кого вообще будут волновать пара десятков бутылок ирландского виски?! – воскликнул он наконец, хлопнув по столу открытой ладонью. – К тому же Стэнли Маклафлин обещал позаботиться о том, чтобы Гамбино не прознали про наши дела.

– При всём уважении, братья Маклафлины не самые надёжные партнёры, – вступил в разговор хозяин обувной лавки Дарби Уайт. – Уже десять лет я плачу им за крышу, но до сих пор они сумели защитить меня лишь от самих себя. Да простит меня Господь за эти слова, но, будь моя воля, я бы лучше вёл бизнес с семьёй Гамбино. Сицилийцы хотя бы знакомы с понятием чести и держат данное слово.

Заявление старика Уайта вызвало недовольный ропот среди собравшихся. Ирландцы не любили и побаиваюсь сицилийцев, а потому старались не пересекаться с ними в делах. Мистер Баркли, опасаясь негативной реакции, поспешил успокоить всех.

– Друзья мои, никто не призывает вас вести бизнес с мафиози. Я уверен, что слова Дарби – не более чем патетика. И он всего лишь хотел подчеркнуть, что не стоит доверять Маклафлинам. Времена сейчас непростые. Мы все выживаем, как можем, потому я не требую от вас сиюминутного решения. Мы все должны хорошенько обдумать этот вопрос.

Мистер Баркли наконец обернулся к Барти. На его лице застыл немой вопрос.

– Я сдал экзамен, – улыбаясь, ответил Барти.

В глазах отца блеснули слёзы. Он быстрой поступью подошёл к Барти и обнял его. А затем подхватил его под руку и потащил к столу.

– Здравствуй, Бартоломи, – завидев его, кивнул отец Эбби, мистер Келли. – Как твои дела?

– Мой сын сегодня сдал последний вступительный экзамен в Чикагский университет! – гордо произнёс за него отец, сжимая плечо Барти. – Мой мальчик станет юристом!

Поочередно соседи и другие торговцы квартала вставали, чтобы поздравить и пожать Бартоломи руку. Впервые в своей жизни он ощутил себя полноправным членом какой-либо общности. И ощущение это оказалось невероятно приятным.

– Когда ты уезжаешь в Чикаго? – Эбби по-хозяйски навалилась локтем на прилавок.

– Поезд в воскресенье вечером, – ответил Барти, улыбнувшись. Ему всё ещё не верилось, что очень скоро для него начнётся совершенно другая, отличная даже от школы, студенческая жизнь.

– Ты, наверное, сразу забудешь обо мне, – она надула губы и театрально устремила взгляд куда-то вдаль, за пределы лавки, улицы и даже города. – Будешь ходить по клубам, слушать джаз, смотреть на длинноногих танцовщиц.

Барти закатил глаза. Ему студенческая жизнь представлялась совсем иначе. И он хотел было возразить Эбби, что всё совсем не так, и он будет занят по уши учёбой, но вдруг остановил себя. Настало время расставить все точки над «i».

– Послушай, Эбби, я давно хотел сказать тебе, – начал он и осознал, что это гораздо труднее, чем он думал. – Понимаешь, ты мой самый лучший друг. И я не думаю, что я смогу забыть о тебе даже спустя время. Но я не могу тебе пообещать, что не буду смотреть на других девушек.

Его слова были жестоки, но они несли освобождение для неё. Он никогда не сможет дать ей того, чего она ждёт от него, а значит, нет нужды тешить её беспочвенными надеждами. Эбби некоторое время смотрела на него, хлопая глазами, изо всех сил пытаясь постичь перевозбуждённым мозгом смысл сказанного Барти. Когда же это ей наконец удалось, одна за другой из глаз покатились слезинки. Барти обошёл прилавок и сочувственно положил ей руку на плечо. Он дорожил ей, и видеть её слёзы ему было неприятно.

– За что ты так со мной?! – разрыдалась Эбби. Он попытался развернуть её к себе, чтобы обнять и утешить, но получил вместо этого пощёчину. – Ненавижу тебя!

Эбби оттолкнула его и быстрым шагом направилась к двери. Барти проводил её растерянным взглядом. Была мысль пойти за ней и попробовать заново всё ей объяснить, если потребуется, даже сознаться в своём грехе, но он остановил себя.

– Ты всё сделал правильно, – вторя его мыслям, произнёс отец, становясь рядом за кассу.

– Ты всё слышал? – пристыжённо спросил Барти.

– Я не собирался подслушивать. Просто закончил с ревизией на складе в самый неподходящий момент, – он продемонстрировал ведомость в подтверждение. Барти вздохнул, разочарованный в самом себе. – Оставь это. Для неё так будет лучше. Нет ничего страшнее в жизни, чем пустые надежды. Она поймёт тебя со временем. И возможно, когда-нибудь вы снова станете друзьями.

Барти молчал. Им внезапно овладело острое ощущение того, что скоро всё изменится, уже меняется, ему лишь хотелось надеяться, что изменения эти оставят хоть что-то хорошее из его старой жизни.