— Может, он мазохист. Может быть, я мазохист. Тьфу, я просто не могу остановиться.

Я въехала в зону парковки перед библиотекой и выскочила наружу.

— Увидимся через несколько часов? — Предложила я, когда Ларри перелез на водительское сиденье. Он показал мне знак мира и уехал.

Я направилась в библиотеку, проверила свои сумки и зашла в читальный зал.

Архивариус уже подготовила для меня запрошенные документы в большой плоской папке, которую приходилось нести обеими руками, как поднос. Осторожно положив ее на мой стол, она прошептала: — мы только что составили каталог, доктор Кори. Вы буквально первый человек, который их видит!

— Это письма Бронте к Месье Хегеру? — Я отправила запрос несколько недель назад и с нетерпением ждала встречи с ними. Архивариус улыбнулась и кивнула.

Я нетерпеливо потянулась к письмам. В течение многих лет они находились в частных руках, сохраненные потомками Константина Хегера, преподавателя французского языка Бронте и основателя школы в Брюсселе, куда она отправилась преподавать в двадцать лет. Несмотря на то, что он был женат и имел детей, Бронте влюбилась в Хегера, писала ему чаще двух раз в неделю после возвращения домой. Мадам Хегер, как и следовало ожидать, была недовольна. Она объяснила Бронте, что та может писать только два раза в год. Ничуть не смутившись, Бронте продолжала посылать письма, но Хегер отвечал коротко, нечасто, а потом и вовсе перестал. Большинство любовных писем Бронте к Хегеру были уничтожены — сожжены или выброшены, а горстка уцелевших была собрана из обрывков, извлеченных из мусорного ведра. Эксперты предположили, что месье Хегер порвал письма, а его жена выудила их из мусора.

Письма были запечатаны в жесткий прозрачный конверт, чтобы предотвратить дальнейшее ухудшение состояния. Я затаила дыхание, когда впервые посмотрела на них. Страницы пожелтели от времени, покрылись пятнами, сложенные вместе, как паззл. Почерк Бронте, скромный и ровный, пересекал страницу. Присмотревшись внимательнее, я поняла, что Бронте пишет на французском, потому что, как она написала в коротком постскриптуме, это был язык «самый драгоценный для меня, потому что он напоминает мне о Вас — я люблю французский язык ради Вас всем сердцем и душой».

Со своей стороны, я не любила французский всем сердцем и душой, и только благодаря силе воли и желанию стать доктором философии я сдала экзамен. Позаимствовав французский словарь из справочного бюро, я с трудом начала переводить. В течение следующих нескольких часов я записывала перевод на компьютере, останавливаясь только для того, чтобы перекусить во время обеда.

Как и было условлено, Ларри заехал за мной через несколько часов, сигналя у тротуара перед библиотекой и напугав нескольких туристов и стаю голубей.

— Ты выглядишь счастливым, — заметила я, усаживаясь на пассажирское сиденье. — Как там Джек?

— Замечтательно. — Кивнул Ларри. — А что насчет тебя? Продуктивно позанималась?

— Я должна рассказать тебе о письмах, которые только что прочитала,

— пропела я. — Ты умрешь. Это письма Бронте к Месье Хегеру.

— Кто это?

— Ее наставник во время ее проживания в Бельгии. Она была отчаянно влюблена в него, но он был женат и имел детей.

— Звучит ужасно знакомо. — Подметил Ларри, искоса взглянув на меня.

— Нет, нет, нет, это не похоже на вас с Джеком. Бронте была одержима Хегером, но он не отвечал ей взаимностью. Она писала ему все эти любовные письма, обильно изливая душевные потоки, и вот что — его жена читала все письма.

— Не может быть.

— Я серьезно! И Бронте знала, но ей было все равно. Она просто продолжала писать ему, даже когда он не отвечал ей, даже когда его жена писала ей, чтобы сказать: «Остынь». Можешь себе представить? Это невероятно грустно.

— Почему грустно? — спросил Ларри, и его голос стал серьезным. — Она была влюблена.

— Но мне бы хотелось, чтобы она просто взяла себя в руки и пошла дальше.

— О, Энн. — Ларри нежно поглядел на меня. — Разве ты никогда не была влюблена? Любовь заставляет людей делать сумасшедшие вещи.

— Но она была достаточно взрослой, чтобы соображать!

— Гм, посмотри на меня! Мне сорок лет, и я еду в Лос-Анджелес с моей лучшей подругой, чтобы использовать ее машину в качестве прикрытия для встречи с моим гораздо более молодым, женатым, скрытным парнем, как в лучших вестернах. Не знаю, как тебе кажется, но это звучит довольно грустно, если использовать твои слова.

— Ларри!

— Но это правда. Не так ли? Я неудачник. И достаточно взрослый, чтобы соображать.

— Ларри, прекрати. Ты не неудачник. Ты же влюбленный и безнадежный романтик.

— Наверное, ты права. — Вздохнул Ларри. — Я просто хочу найти подходящего парня.

— Так и будет. — Заверила я его. — Думаю, ты очень привлекательный.

— Спасибо. — Ларри, ласково похлопал меня по плечу. — Я тоже так думаю, и поверь мне, однажды ты влюбишься и поймешь, о чем я говорю.

Я тут же подумала об Адаме и почувствовала, как у меня горят уши. Однако я ничего не сказала, и позволила Ларри болтать о Джеке до конца нашей поездки в Фэрфакс.