— Здрав будь, государь! — поклонился в пояс жених. — И тебе поздорову, матушка царица!

Белые цветы весомо легли на колени зардевшейся матери Любавы. Самой ворожеи достался красный букет и поцелуй принявших его пальцев.

— Я, Будосвим, сын Захосада, чародей ордена чёрно-красной розы, прошу у вас руки вашей дочери, ворожеи Любавы! По сердцу она мне, и жизнь без неё не мила!

Ошарашенные таким признанием родители переглянулись. Царица, которой понравился воспитанный и галантный чародей, просительно глядела на мужа. Тот пожал плечами и кивнул.

— Благодарим тебя, чародей Будосвим! Наши женщины сами выбирают себе любимых, и не нам нарушать этот обычай! Если Любава согласится, отдадим её тебе в жёны!

Молодки захлопали в ладошки и запрыгали, вызывая восторг пялившихся на них мужчин. Карлики гладили лошадок и с улыбками смотрели на своего хозяина.

— Что скажешь ты, ворожея? — обратился к девушке чародей. — Люб я тебе? Могу ли мечтать о том, что ты назовёшься моей? Поверь, ты ни мгновения не пожалеешь, если захочешь сделать меня счастливым!

При этих словах Будосвим шагнул к Любаве и взял её за руку. Перед магическим взором ворожеи мелькнула вспышка. Уши наполнил сладострастный стон множества голосов, поплыли образы совокупляющихся молодок, обнажённых и полуодетых, ласкающих мужчин и друг друга. Свист плетей, удары истязаемой плоти вызывали у связанных пленниц крики запредельного удовольствия. Чародей обходил покои, полосуя обнажённые спины, груди, бёдра своих наложниц. Диковинные предметы проникали в их лона, заставляя извиваться в экстазе. Любава увидала, что это были не только лона. А когда распахнулись двери, и карлики привели в покои лошадок, ворожея решила вернуться в реальность.

Коротко поклонившись выпустившему её руку Будосвиму, девушка лучезарно улыбнулась, повернулась к матери и обняла её передавая увиденные образы. Пару мгновений спустя царица взвилась с места, вырвала у стоящего подле трона стражника бердыш и огрела им чародея.

Молодки с визгами кинулись прочь, давя карликов. Лошадки с ржанием заметались по залу на глазах у обалдевших гостей. Царь с круглыми глазами сидел на троне, глядя на беснующуюся жену, а Любава, усмехаясь, выкидывала в окно разбросанные всюду букеты.

***

— Что Добронега, и попенять нам некому, да? — царь сидел подле лежащей на кровати супруги, держа её за руку.

Любава хлопотала, унимая сердцебиение матери и успокаивая боль в её натруженных бердышом руках.

— Не говори, Мстиславушка, сами чуть не отдали дочь единственную незнамо кому. Что же это деется, а? Неужто мир с ума сошёл? Три жениха один другого хуже. Что делать-то будем?

— Отпустите меня, — отозвалась Любава. — Сама найду своё счастье. Или я не ворожея? Сижу в тереме, занимаюсь тем, что любая ведьма горазда творить. Для того ли училась? Если мир и правда с ума сходит, кому, как не нам, ворожеям, его лечить?

Отец помолчал, задумавшись, глянул в глаза жене и уловил, как она сжала его ладонь.

— Езжай, доченька…

Наутро Любава оседлала любимую Колючку и вывела её за ворота терема. Обняла заплаканную мать, поцеловала нарочито строго державшегося отца и поскакала прочь. За городом её догнал Шишок, старый дружок.

— Помогать тебе буду, чай, вдвоём веселее, — кивнул он. — Мать с отцом знают

Царь обнимал жену, глядя в окно терема, как простывает след дочери.

— А ты сказал Любаве, что мы Радмиле обещали в подмогу её прислать? — спохватилась Добронега.

— Забыл, матушка. Да и что теперь поделаешь. Не догнать нам дочку, крылья обретшую.

— Вернётся ли голубка наша, а, отец?

— Верн ётся, мать, не может такого быть, чтобы не вернулась.

Глава 4

Дверь затряслась от ударов. Так колотили братья, гомоня при этом и сулясь снять дверь с петель, если её немедля не откроют. Сейчас же опечаленный Велибор слышал лишь стук кулаков по старому дереву, защищающему родной дом.

Поднявшись, он направился к двери. Шаги давались с трудом, будто тяжёлая ноша легла на враз ослабшие плечи. Затвор отъехал в сторону, створка знакомо заскрипела. Снаружи стояли братья, которых он не сразу узнал. Чужие, повзрослевшие сразу на десяток зим парни пялились на Велибора даже не глазами, а провалами на их месте. Холодом дохнуло по спине.

— Выходи, госпожа ждёт, — грудным голосом проревел некогда звонкий Гостомысл.

— Выходи, не заставляй её ждать, иначе будешь жестоко наказан, — вторил ему Деян.

Крик боли за их спинами будто подтвердил слова брата. Велибор шагнул вперёд, нашёл взглядом третьего и застыл. Путята держал стоящего на коленях конюха, вцепившись пятернёй в волосы, и кромсал окровавленную грудь работника ножом. Жена того висла на руке, силясь остановить убийство. Бездыханное тело легло на землю, Путята ощерился и повернулся к рыдающей вдове. Та глянула ему в лицо и, спотыкаясь, побежала прятаться в конюшню.