— Жаль. Очень жаль. Он был чудным парнем.

— И хорошим мужем.

— Мужем? Чьим мужем?

— Моим, откуда бы я знала, какой он муж…

— Ты была замужем за Марком? — ошеломленно переспросил он.

— Да. Ровно один год.

— Но почему, если он был таким хорошим мужем?

— Потому что я была плохой женой, просто отвратительной… и, осознав это, ушла от него… Но ничего, он потом женился на другой, у него родилась дочка, он назвал ее Вероникой…

— Он любил тебя? Я это всегда подозревал… А ты его не любила?

— Понимаешь, Влад, наверное, я просто не способна любить… Вообще! Ну не дано мне это!

— Но разве ты… ты же меня любила?

— Нет, мне так казалось, по молодости и глупости.

Я просто еще ничего тогда не понимала.

Врет, подумал он, врет, чтобы причинить мне боль и в то же время от меня защититься.

— И Гришу своего не любишь?

Она опять ласково улыбнулась:

— Гришу я обожаю, а это разные вещи, согласись!

— Обожаешь? Он что, тенор, чтобы его обожать?

— Нет, баритон, мне всегда нравились баритоны, разве ты не помнишь? И к тому же он прекрасно поет!

— Он певец, что ли?

— Певец!

— Известный?

— Ну в определенных кругах… Он, видишь ли, камерный певец, а камерные певцы не бывают так уж безумно популярны.

— И он, конечно, хорош собой?

— Ода!

Опять заболело под ложечкой, да как… А кому приятно слышать, что женщина, которую ты хочешь больше всего на свете, обожает какого-то там камерного певца? Наверняка, кстати, он неудачник, иначе она не стала бы говорить, что камерные певцы не бывают слишком популярны. Бывают, еще как бывают, Фишер-Дискау, например!

— Влад, наверное, мне уже пора…

— А на десерт ты ничего не хочешь?

— О нет, я просто не в силах съесть еще хоть что-то! Ты меня отвезешь?

— Куда прикажете?

— Томас-Манн-штрассе.

— Разумеется, отвезу. Но завтра мы встретимся, может быть, съездим в Гент? Поговори с Аллой!

— Непременно.

— Ты дай мне ее телефон, я вечером позвоню.

— Хорошо.

— Значит, Томас-Манн-штрассе?

— Да. Ты знаешь, где это?

— Найду!

— Там есть ресторан «Феликс Круль», помнишь, кто это?

— Ну еще бы! «Признание авантюриста Феликса Круля». Черт возьми, а мы были начитанные…

— Теперь говорят, продвинутые, правда, тут немного другой оттенок… Ты вот, например, знаешь, кого называют ботаниками?

— Ботаниками? Ну, тех, кто занимается ботаникой, вероятно, но раз ты спросила, значит, тут есть какой-то подвох…

— Да, верно. Ботаниками называют таких, как Димка Фролов, помнишь его?

— А, ну да, понял… Как интересно…

— Влад, высади меня, пожалуйста, на Мюнстер-штрассе. Я зайду в кондитерскую, куплю Белле Львовне пирожных…

— Кто это, Белла Львовна?

— Аллина мама.

— Хорошо, — не стал спорить он. Она не хочет, чтобы я знал, где именно она живет, усмехнулся он про себя, а я-то уже знаю! Что ж, пусть тешит себя мыслью, что может от меня скрыться. — Ника, ты уверена, что занята сегодня вечером?

— Уверена, Влад, к тому же я очень устала.

И действительно, у нее был усталый, даже измученный вид. Нелегко ей далась встреча с прошлым.

— В котором часу удобно позвонить? К примеру, в десять?

— Да-да, в десять удобно.

Он хотел поцеловать ее на прощание, но она ловко увернулась и вышла из машины. Он проследил за ней взглядом. Она и вправду зашла в кондитерскую и через несколько минут вышла с коробочкой пирожных.

Он вдруг тоже ощутил страшную усталость и в то же время пустоту. Поставил машину на стоянку, пошел домой и, ни о чем не думая, завалился спать.

Спал крепко, без всяких снов, и проснулся уже в начале одиннадцатого с тяжелой головой. О, черт, надо же позвонить Нике! Неужели и эта гладкая бгонда потащится с нами, неужели у нее не хватит ума и такта отказаться? Неужто она не поймет, что будет третьей лишней? Может и не понять, у нее такой самодовольный вид… Интересно, каково Нике у нее? Может, ей там неуютно? Может, она чувствует себя там обузой? Надо бы предложить ей… Хотя что я знаю об этой новой Нике? Раньше она была иногда болезненно застенчивой и преувеличенно деликатной, а теперь бог ее ведает. А может, не надо звонить? Все, собственно, уже сказано… Или почти все… Если она хочет взять с собой Аллу, значит, не хочет быть вдвоем со мной, тогда зачем? Но тут он представил себе, как Ника уговаривает Аллу поехать с ними в Гент, а та говорит: «Хорошо, я поеду, но этот твой бывший бойфренд… — нет, вряд ли она назовет его бойфрендом, скорее, хахалем, — этот твой бывший хахаль, скорее всего, не позвонит». А Ника будет горячо ее убеждать, что он позвонит обязательно… Нет, придется звонить, иначе в глазах этих двух женщин я буду последним трусом, полнейшим ничтожеством… Ведь тогда мой поступок имел политическое объяснение, а теперь… Позвоню, в конце концов, что может случиться? Ничего! А может, именно оттого, что ничего в присутствии Аллы не может между нами случиться, я и не звоню? А вдруг у Аллы какие-нибудь дела? Или ее мама объестся сегодня пирожными, у нее заболит печень, и она не сможет остаться одна на целый день? Хорошо бы… И он позвонил. К телефону подошла Алла. Сказала, что Ники нет дома, но в Гент она все-таки поедет.

— А вы? Вы не поедете? — спросил он с надеждой.

— Нет, благодарю. Думаю, у вас и без меня найдется о чем поговорить. К тому же я уже бывала в Генте.

Вы когда хотите выехать из Бонна?

— Чем раньше, тем лучше.

— В таком случае ждите Нику в семь часов у памятника Бетховену! Всего хорошего, покойничек! — добавила она со смешком и положила трубку.

Черт знает что! Идиотское место для встречи в такой ситуации! Ну да ерунда! Не стоит обращать внимание на мелочи! Главное — мы поедем вдвоем!