Я подёргала ручку на створке, но она не поддалась, оставаясь плотно запертой, отошла от окна и продолжила обследовать комнату. Кроме большой кровати с двумя пустыми тумбочками по обе стороны от неё, здесь больше ничего не было, и моё обследование помещения закончилось быстро и безрезультатно.

Я вернулась на кровать и, свернувшись клубочком, попыталась проанализировать ситуацию. Результат был нулевой, я не понимала, что происходит, как и почему я попала в эту историю, кто эти люди и что им надо от меня. Возможно, меня похитили, чтобы потребовать выкуп. С Алексом в Париже мы жили в очень дорогом отеле, и это могло привлечь внимание ко мне. Если это так, кому они предъявят требование о выкупе? Конечно, Алексу. Но после того, как он выгнал меня, будет ли это его интересовать или ему теперь всё равно?

Из-за таких же безрезультатных раздумий усилилась ноющая боль в голове. Из всего напрашивался только один единственный вывод – это как-то связано с Алексом или… Я вздрогнула, или с той странной историей с украшением! Та самая куртка, в кармане которой оно лежал, сейчас была на мне. Я сунула руку в карман – кулон преспокойно лежал на месте. Значит дело не в нём, иначе меня бы давно уже обыскали и допросили. Я опять задумалась. Но и к делам Алекса я не имею никакого отношения. Он никогда ни во что не посвящал меня, ничего не рассказывал, даже не намекал. Но, с другой стороны, откуда этим людям знать, что я не причастна ни к чему. Одна масса вопросов без ответов. Пройдется лишь ждать, что будет дальше.

Ко всему прочему из моей раскалывающейся головы никак не выходил этот человек – Макс. Всё-таки что-то в нём вызывало во мне странные чувства, определить которые я пока никак не могла.

Я вдруг снова осознала, что я больше не с Алексом, он выгнал меня, и я ему больше не нужна. Сердце заныло. Страх и неизвестность последующих событий немного вытеснил боль и отчаяние от нашего расставания, но теперь они опять воспаряли. Я с силой укусила костяшки пальцев, собранных в кулак, не думать сейчас об этом! Есть проблемы важнее.

Не знаю, сколько так прошло времени, но я вдруг почувствовала самую естественную физическую потребность, мне хотелось в туалет. И если раньше я старалась гнать от себя это желание, теперь оно стало навязчивым и всепоглощающим.

Ждать, когда кто-нибудь заглянет ко мне, уже не было сил и, превозмогая страх, я подошла, тихонько нажала на ручку двери, хотя прекрасно знала, что она заперта. Прислушалась и ничего не услышав осторожно постучала. Дверь тут же открылась, на пороге стоял мой старый знакомый «учитель». Он вопросительно смотрел на меня.

– Мне нужно в туалет…

Он, отступил, приглашая меня выйти.

Помещение туалета не предоставило мне ни единого шанса изменить моё положение, и мне не оставалось ничего другого, как закончив свои дела, вернуться обратно в коридор, где меня ждал мой провожатый. Жестом он приказал мне идти в комнату, сам двинулся за мной. Зашёл вслед за мной и прикрыл дверь. Я стояла, боясь повернуться к нему лицом, я очень хорошо понимала, чего он хочет.

– Теперь нам никто не помешает…

Ужас поднимался от кончиков пальцев на ногах до самой моей макушки, перебегая мелкими мурашками и вызывая во мне дрожь. Я всё так же не оборачивалась к нему, а он подошёл ближе и, схватив меня за шею, одним сильным движением толкнул на кровать. Я упала лицом вниз, тут же попыталась перевернуться, но он не дал, вжимая меня в жёсткий матрас.

Я ощущала на себе его дыхание, чувство омерзения от чужих запахов и прикосновений. Он сам перевернул меня. Я хотела закричать, но ладонь на моём лице зажала рот. Он навалился на меня всем телом, коленом раздвигая мне бёдра. Я извивалась, пытаясь вырваться и, согнув ногу, собрав все свои силы, ударила его, попав как раз в пах. Он выпустил меня и, скорчившись пополам, отполз, постанывая. Я вжалась в стену у изголовья кровати и ужасом смотрела, как он, продолжая корчится, испепеляет меня взглядом полным ненависти. Кричать я забыла, а он, разогнувшись, дёрнул меня за ногу и подтащил к себе. В руках у него неизвестно откуда появился шприц и, сдёрнув с него колпачок и прижав меня весом всего своего тела, он воткнул иглу мне в плечо через ткань куртки. Я закричала. Но боль от укола иглы тут же сменилась другой, огнём разливающейся по моему телу, я опять закричала, но он снова рукой зажал мне рот, почти не давая мне дышать.

Я почувствовала, как тело моё немеет и перестаёт меня слушаться, я теперь не способна была пошевелить даже пальцем, крик застыл в горле. Он удовлетворённо хмыкнул:

– Так-то лучше, правда? – и навис надо мной, две его, теперь свободные руки принялись шарить по мне, проникая под одежду. Его прикосновения обжигали меня, усиливая боль. Но больше он ничего не успел сделать. Кто-то одним сильным движением оторвал его от меня и отшвырнул назад. Это был Макс.

Он подошёл, взглянул на меня. Я не могла шевельнуться и только судорожно прерывисто дышала, при любой попытке движения каждая мышца моего тела, даже те, о которых я раньше не подозревала, отзывались ноющей всепоглощающей болью, сознание, тем не менее, было ясно.

Мой насильник поднялся на ноги, что-то бормоча себе под нос. Макс повернулся и, схватив одной рукой за ткань свитера на его груди, приблизил его лицо к себе и прошипел:

– Приказ, не сметь её трогать, был тебе не ясен? Или ты решил, что тебя это не касается?

– Макс, она сама…

Макс чуть отвёл сжатую в кулак правую руку назад и нанёс такой удар по лицу несчастного, что он, вышибив спиной дверь, вылетел наружу.

Боль в моём теле стал постоянной и сильной, жутко болела голова, тошнило. Я лежала, стиснув зубы и закрыв глаза, и не могла сдерживать стоны. Вдруг я почувствовала, что Макс, аккуратно приподнимая меня, начинает раздевать. Сопротивляться я не могла, но я и не в полно мере осознавала, что происходит, потому что от этой непереносимой боли стало затуманиваться сознание.