Когда мы с Лили очутились вдвоем в лифте, женщина моей жизни задумчиво потерла хорошенький подбородок.

– Что ж, я прочитала твой топорный намек, - сказала она.
– Не так уж я непонятлива, как тебе порой кажется. Что тебя гложет?

– Майкл, - ответил я, когда двери лифта открылись внизу, в вестибюле.

Пока консьерж подзывал нам такси, разговор больше не возобновлялся.

– Что насчет Майкла?
– спросила Лили, когда мы уже сидели в такси, за рулем которого сидел некий Луис Рамирес, украсивший приборный щиток тремя парами розовых детских пинеток.

– Я не имею чести быть с ним знаком, - ответил я, - поэтому хотел бы знать твое мнение: он или не он?

– Убил Линвилла? Не знаю, Арчи. Если попробовать сыграть в твою излюбленную игру, то я сказала бы так: девять против пяти, что Майкл невиновен. Впрочем, я как-никак его родственница, так что суди сам.

– Он тебе нравится?

– Майкл? Безусловно. Очень славный парень. Серьезный, трудолюбивый сейчас проходит управленческую практику в штаб-квартире "Метрополитен Траст Компани" на Уолл-стрит.

– А какой у него нрав?

Лили задержала внимание на pоскошной коллекции вечерних платьев, выставленных в витрине магазина, мимо которого мы проезжали.

– Он очень милый и обаятельный, хотя порой бывает несколько занудлив; это у него с детства. Впрочем, сидение в банке, как известно, занудливости не убавляет.

– Не удивительно, - заметил я. Слово "убил" привлекло внимание Луиса Рамиреса, который сидел, навострив уши. Бедняга так выгнулся, ловя каждое наше слово через щель в плексиглазовой перегородке, отделяющей водителя от пассажиров, что я начал всерьез опасаться, как бы он не свернул себе шею. А с кем он общается?

Прежде чем ответить, Лили немного помолчала.

– Женщины у него есть, но постоянной подружкой он пока, по-моему, не обзавелся. Что касается компании, то в основном он вращается в обществе ребят, с которыми вместе учился или работает. Внешне он очень привлекателен.

– Опять же гисколько не удивительно, если посмотреть на его отца.

Лили метнула на меня загадочный взгляд.

– Странно слышать это от тебя, - промолвила она.

– Лично я ничего странного в своих словах не нахожу, - пожал плечами я.

– Арчи, мне кажется, что я потихоньку впускаю тебя в святая святых нашей семьи, постепенно приоткрывая дверь за дверью. Дело в том, что существует некоторое сомнение на тот счет, доводится ли Дойл отцом Майклу. По крайней мере сам Дойл в этом не уверен.

– Продолжай, пожалуйста.

Луис Рамирес извивался на сиденье ужом; мы едва избежали лобового столкновения с грузовичком.

– Судя по всему, у Миган было какое-то серьезное увлечение, совпавшее с рождением Майкла. Я об этом знаю только от Дойла - за последние годы мы с ним общаемся чаще, чем прежде. Миган, понятно, разговор на эту тему никогда не поднимала.

– Не хочу звучать как запиленная пластинка, но и это меня тоже не удивляет. А Майкл что-нибудь про это знает?

– К сожалению, да, и винит в случившемся свою мать. Я также знаю тоже из уст Дойла, - что это послужило причиной довольно серьезной размолвки, которая произошла у него с Миган много лет назад.

– Понятно. Однако разошлись они позже?

– Да, у них был один из тех браков, которые долго агонизируют уже после кончины. Старая сказка - мучились и изводили друг дружку ради детей.

– А кто отец Норин?
– спросил я.

– Дойл, конечно, тут уж сомнений нет, - ответила Лили.
– Она появилась на свет через три года после Майкла, когда этот дурацкий роман Миган уже завершился. Мне даже показалось, что в тот период их отношения стали как-то налаживаться.

– Надеюсь, у неё не с Памсеттом был роман?

– О, нет! Он новичок на этой сцене. Вдовец, очень богатый, нажил несметное состояние на производстве лекарств. Познакомился с Миган на каком-то благотворительном вечере.

– Что ж, внешность у него вполне приятная.

Лили пожала плечами.

– Наверное. Светский и образованный, но совсем не в моем вкусе.

– В том смысле, что я не светский и не образованный?

– У тебя, мой милый, savoir vivre* больше, чем мыслимо. Если не знаешь, что это означает, можешь спросить у своего босса.

– Я догадываюсь, - фыркнул я, прикидываясь обиженным, но тут же ухмыльнулся.
– Что ещё поведаешь про своих немыслимых родственничков?

– Господи, неужели тебе мало?