– Снег пошел, - сказал Женька, поставив на стол блюдо с шашлыком и запеченной в углях картошкой.

Глава 38

Евгений

Бывают такие многослойные сны: спишь, и тебе снится, что спишь и видишь сон. Весь этот день был как такой вот странный сон. Когда Оля сидела за рулем Кота, визжала и ругалась, мне казалось, будто это продолжение того, что приснилось в новогоднюю ночь. Выбравшись из занесенного снегом леса на поляну, я остановился у гостевой избушки и рассказал об этом. И подкусил, когда она сказала: не сразу поняла, что поздравление – рассылка.

А если бы поняла…

«Тогда бы нас сейчас здесь не было. И вообще не было бы… нас».

Я как будто махнул залпом соточку коньяка. Обожгло – и стало горячо-горячо, и в животе, и в голове.

Нас…

Значит, для тебя тоже все всерьез, Оля?

Кажется, я не зря привез ее сюда. И, наверно, не случайно.

А когда шли на лыжах, в этом тоже было что-то особенное – чувствовать ее за спиной. Я пробивал путь, а она прикрывала тылы. Когда мы в Сирии на мобилках сопровождали колонну, это было важно – кто у тебя сзади.

Потом Оля устроилась у печки, а я включил во дворе фонарь и занялся шашлыком. Стемнело быстро, и я не сразу заметил, что пошел снег. Несильный, так, редкие снежинки. И все же это тревожило. Прогноз снегопада не обещал, но кто знает… Мы и так еле проехали, а если еще навалит?

Спокойно. Кот лыжню пробил, если не будет бурана, проберемся. Не уезжать же прямо сейчас.

Оля, когда я сказал про снег, тоже забеспокоилась.

– Жень, а нас тут не завалит с головой?

– Если будет идти так, как сейчас, то нет. Если сильнее пойдет, в любой момент соберемся и уедем.

– Ночью? – испугалась она.

– Ну а что? Ночью там лесовозы вряд ли ездят. Потихонечку, ближний свет, туманки. Не бойся, выгребем. Главное – не застрять.

– Не хочется уезжать, - вздохнула Оля и потянулась к мясу. – Так хорошо здесь. Слушай, ты будешь смеяться, я свинота, конечно, но люблю шашлык руками есть. Знаю, что надо или с шампура, или снять и ножом-вилкой, но ничего не могу с собой поделать.

– Не буду смеяться, - я сел с ней рядом и взял кусок себе. – Я тоже люблю. С шампуров, как видишь, снял, вилки не принес. Так что будем свинячить вместе. И никому не скажем, да?

– Вкуснотища! – откусив, она застонала и догнала языком потекший на подбородок сок. – Да, у нас будет тайное общество свинтусов.

Я почистил большую картофелину, и мы начали откусывать от нее по очереди. Потом – от одного куска мяса. А когда наелись, устроились в лежку на диване перед печкой. Дрова потрескивали, стреляли искрами. Оля пристроила голову мне на колени, я запустил руку ей под футболку, сдвинул лифчик и лениво поглаживал под грудью. Все еще будет – нахлынет, как цунами. А пока было тепло и уютно именно вот так.

До этого мы, если подумать, не так уж и много разговаривали. Больше были заняты совсем другим делом, а если отдыхали от него, то все равно как-то обрывочно, о том, о сем. Вчера больше говорила Оля – об учебе, о работе. Даже как акулой работала. Хотел бы я это видеть! А вот сегодня рассказывал я, а она слушала. О детстве, о школе, об институте и о службе. И о родителях. Об отце – почему-то очень хотелось рассказать о нем. Потому что то, каким я стал, было тесно связано с ним.

– У нас все было непросто, - говорил я. – Сначала я ничего не знал, не понимал. Нет, ну знал, конечно, что он военный. Но не понимал, почему часто уезжает. Почему они с матерью ругаются так, что стены трясутся. Потом, когда подрос и кое-что узнал, он стал моим кумиром. Вот реально, даже в сочинении писал что-то вроде «мой герой – мой отец». Он надеялся, что пойду по его стопам, но… Я так и сказал: извини, это не мое. Вот тогда между нами стало напряжно.

– Но ты же все-таки пошел служить? – запрокинув голову, спросила Оля.

– Это как-то спонтанно получилось. Я не планировал. После второго курса желающим предложили перейти в Военный учебный центр. По специальности, но что-то вроде военной кафедры. Экзамен, сборы, лейтенант запаса – и в армию потом не идешь. Ну это я тогда так думал. А потом предложили контракт на пять лет. Подумал – и согласился. Отец был рад, мать – не очень. Меня все устраивало. А потом хренак – и Сирия. Если бы не случилось всего этого, может, и дальше служил бы. А так… новый контракт не стал подписывать. И снова с отцом был напряг, он просто понять не мог, почему. Или я не мог толково объяснить. И знаешь, я понял, что начало отходить, когда мы на Новый год сюда приехали. Какое-то волшебное место, наверно.

Я помолчал, вспоминая наши с ним разговоры – и последние, и давние.

– Он служил в «Альфе», Оль. Спецназ - сначала КГБ, потом ФСБ. Школу КГБ окончил на Русском острове. Когда в Афгане дворец Амина брали, в группе оказался самым младшим, еще двадцати не исполнилось. Все горячие точки прошел. Плюс захваты самолетов, бунты в тюрьмах, заложники. Женился первый раз рано, по глупости. Дома все было плохо, но он там почти и не бывал. Потом матери моей тоже досталось – ждать его. В двадцать семь майор, куча медалей, орденов. Представили к подполковнику, к герою Советского Союза. И тут случилась одна вещь…