Я пропустила мимо ушей последнюю фразу, так похожую на оскорбление, и требовательно сказала:

– Значит, вы хотели жениться, не испытывая никаких чувств к бедной девушке? Это, по-вашему, настоящее благородство?

На этот раз он всё-таки схватил меня за плечо – сильно, даже больно, но я отметила это краем сознания. Потому что снова заглянула в голубые глаза, и видела, что они совсем не прозрачные, как полагалось бы льду. Горечь и печаль лишали их прозрачности, и мне показалось, что я вот-вот о чём-то догадаюсь… о чём-то важном…

– Вы не знаете, вы ничего не знаете… - голос Огреста прозвучал, будто издалека.

– Не знаю о чём? – спросила я, чувствуя лёгкое головокружение оттого, что смотрю ему прямо в глаза.

– Ни о чём, - процедил он сквозь зубы. – И я запрещаю вам разговоры на подобную тему. С Марлен – особенно.

– Сомневаюсь, что вы сможете запретить кому-то говорить. Если только убьёте.

Судя по взгляду, маркграф был уже близок к такому решению проблемы, но мне всё равно не было страшно.

– Поймите, ситуация далека от нормальной, - произнесла я проникновенно, а он всё ещё держал меня за плечо – вцепился, как утопающий за брошенную верёвку. – И только от вас зависит, будет подобное продолжаться, или Марлен станет жить, как все дети – весело, радостно, беззаботно…

– Боюсь, никто из нас уже не будет жить так, - глухо произнёс Огрест и отпустил меня. – Не пытайтесь вмешиваться в чужие судьбы, Кэт. Это может быть опасно.

– Вы мне угрожаете? – изумилась я.

Он помолчал, подумал, а потом кивнул:

– Да, угрожаю. И приведу угрозы в действие, если вы не успокоитесь.

– Когда говорю с вами, - сказала я, уже с трудом сдерживаясь, чтобы не нагрубить, - такое чувство, что беседую с глухим.

– Какое странное совпадение, у меня тоже, - не остался он в долгу.

– Мы – взрослые, разумные люди, - сделала я ещё одну попытку вызвать его на откровенность, - почему мы не можем…

– Спросите себя, почему вы не можете? – маркграф очень невежливо перебил меня, составил на поднос чашку и блюдце, со звоном бросил ложку, и сунул поднос мне в руки. – Унесите, пожалуйста, в кухню. Было очень вкусно, но больше не утруждайте себя. Сосредоточьтесь на Марлен, будьте добры.

И этот нахал выставил меня за порог, даже подталкивая в спину, чтобы поскорее ушла, а когда я оказалась в коридоре, то услышала, как щёлкнул замок – Огрест ещё и заперся от меня!

– Поверить не могу! – ворчала я шёпотом, спускаясь на первый этаж, балансируя подносом.
– Выставил! Просто взял и выставил!

Оставив посуду в кухне, я вернулась к Марлен и постаралась успокоиться, сосредоточившись на театре, но не получилось. Как я ни старалась не думать о маркграфе, всё время мысленно возвращалась к нашему разговору. «Вы ничего не знаете», - так он мне сказал. Чего не знаю? Я уже всё разузнала про их семейство – спасибо городским сплетникам.

Или есть ещё что-то, о чём не известно даже аптекарю Ферету? Но кто может знать об этом, если милорд Огрест так ревностно охраняет свою тайну?.. Кто знает его и его семью настолько близко?..

– Марлен, - позвала я, и девочка подняла голову от фигурки феи со стрекозиными крылышками, которую сейчас вырезала, - придётся нам на время отложить театр и заняться делом.

– Каким? – спросила она очень серьёзно и тут же отложила ножницы и бумагу.

– Завтра у нас небольшие изменения по поводу репетиции. Придётся собраться не здесь, а в доме месье Лиленбрука. Надо написать всем, что адрес меняется. И тут мне нужна твоя помощь, я ведь и половины наших гостей не помню по именам. Поможешь?

Мы тут же занялись списком – Марлен вспоминала всех девиц, которые приходили к нам, а я записывала их имена. Список получился длинным, на два листа, а потом я три часа потратила, чтобы написать короткое письмецо каждой девице, сообщая, что репетиция пройдёт не в замке милорда Огреста, а в доме господина Лиленбрука.

– Почему там? – удивилась Марлен, помогая мне сворачивать письма хитрыми треугольничками – как учили в пансионе мадам Флёри.

– Твой дядя считает, что в доме месье Лиленбрука нам будет удобнее, - пояснила я, как ни в чём не бывало. – И он прав, скорее всего.

– Думаешь? – засомневалась девочка.

– К тому же, месье Савё – чудесный человек, - продолжала я с воодушевлением. – Может, он и музыку любит больше, чем твой дядя.

– Может… - сказала Марлен не слишком уверенно.

Письма мы сложили в корзинку, я подхватила её под плетёные ручки и твёрдым шагом отправилась в кабинет милорда Огреста. Дверь была по-прежнему заперта, но я стучала так долго и настойчиво, что в конце концов маркграф открыл – очень недовольный и немного злой, если судить по тому, как дёргалось у него правое веко.