– Лучше поздно, чем никогда, - процедила я сквозь зубы.

– Подождите! – шёпотом закричал слуга, боясь разбудить Марлен, поставил вёдра и бросился за мной, но не успел.

Распахнув дверь без стука, я ворвалась в спальню Огреста, и набросилась на него с порога:

– Вы чего добиваетесь, месье?! – меня так и распирало от злости. – Вы хотите, чтобы Марлен заикалась при одном вашем виде?

Огрест стоял посреди комнаты, держа в руках простыню.

Решил сам постель перестилать, что ли? Постеснялся попросить об этом Лоис или свою любимую госпожу Броссар?

– Барышня! – Планель влетел следом за мной в комнату. – Вам сюда нельзя!

Хмурый взгляд маркграфа заставил его остановиться и замолчать, а потом Огрест посмотрел на меня.

Я не стала ждать, пока услышу очередную проповедь «не-лезьте-не-в-своё-дело», и перешла в наступление.

– Мало того, что вы подпитываете и никак не опровергаете глупые сплетни, - чеканила я, тыча пальцем в сторону маркграфа, - мало того, что вы позволили кому-то запугать Марлен рассказами о ведьмах, проклятиях и прочей ереси, вы ещё и сами вовсю стараетесь! Бродите ночью по замку, чтобы полопать вкусностей тайком, а бедная девочка уверена, что это стонет её мать, которую вы много лет держите взаперти!

– Барышня… - сдавленно позвал Планель и осторожно кашлянул, но я даже не оглянулась, а Огрест продолжал молча смотреть на меня – пристально, исподлобья.

И держал свою дурацкую простыню, будто хотел за неё спрятаться!

– Я требую, - продолжала я, стараясь говорить хладнокровно, но волновалась всё сильнее, - требую, чтобы вы немедленно поговорили с Марлен, развеяли все её страхи и позволили ей жить нормальной жизнью нормального ребёнка. Иначе я напишу жалобу королю! Вас лишат опекунства, и…

– Пойду, с вашего позволения, - пробормотал Планель.

Тихо стукнула закрывающаяся дверь, но ни я, ни Огрест не обратили на это внимания.

– Вас лишат опекунства и оштрафуют, - продолжала я. – И ещё я позабочусь, чтобы в Шанталь-де-нэж больше не разводили о вас глупых сплетен. Все узнают правду! Что вы – чёрствый, эгоистичный, холодный человек, которому лишь по недоразумению доверили детскую жизнь!

Тут мне понадобилось взять паузу, чтобы перевести дыхание, и Огрест впервые заговорил.

– Высказались? – спросил он угрюмо.

– Ещё не всё! – я снова ткнула в его сторону пальцем. – Вы…

– Может, хоть отвернётесь? – перебил он меня. – Будьте добры, выскажите свои обвинения в стену. А я пока оденусь, с вашего позволения. Я, вообще-то, хотел принять ванну, если вы не заметили.

– Вы… - только тут я заметила, что Огрест, действительно, прикрывается простынёй.

Взгляд мой скользнул за него, к зеркалу, и оно услужливо показало мне отражение маркграфского тыла – без намёка на какую-либо одежду.

Я находилась в спальне у абсолютно голого мужчины, и нас с ним разделяла лишь простыня.

– Боже… - выдохнула я, машинально отворачиваясь к стене.

– Да, самое время для молитвы, - съязвил Огрест. – После такой-то отповеди.

Я слышала, как шуршит ткань, и чувствовала себя невероятно глупо. Весь воинственный запал разом потух, и грозить штрафами и оглаской уже не хотелось.

– Нам лучше поговорить завтра, месье, - сказала я голосом монашки и мелкими шажочками двинулась к выходу.
– Спокойной ночи.

Но дойти до двери мне не удалось, потому что Огрест в два прыжка обогнал меня и встал поперёк дороги, опревшись ладонью на дверь, и не давая мне её открыть. На нём были только подштанники, и я невольно покосилась на его торс. Но сразу же потупилась, как и положено благородной девице.

– Куда же вы, барышня Ботэ? – спросил маркграф с угрозой, и впору было по-щенячьи завилять хвостиком, если бы он у меня был.

– Не хочу вам мешать, - сказала я скромно и потянула дверную ручку. – Принимайте ванну, месье.

– Ворвались без стука, наговорили чёрти что, - хмуро продолжал Огрест, не отпуская дверь, - а теперь решили сбежать? Не выйдет.

«Милорд, конечно, завидный жених», - совсем некстати вспомнились мне слова госпожи Броссар, и я снова покосилась на маркграфа. Такие мускулы он явно не за канцелярским столом получил. Интересно, что делал? Дрова колол? Или уголь таскал?

– Что же сразу замолчали? Куда пропало ваше красноречие? – допытывался тем временем Огрест. – Вы же как начинаете говорить – никак не остановишь, а тут пилюлю молчания проглотили?