2) Лет шестьдесят спустя - чуть больше - эти стихи Державина будут включены в оперу на сюжет Пушкина.

3) Заметим вообще, какую роль в "Онегине" - этом романе о любви, о молодости и о молодых людях - играет тема старших, старшего поколения и неудачи их жизни. Отсюда стремление молодых - вырваться из этой неудачи. На том и строится романный сюжет. Письмо Татьяны - как крик о помощи и молитва о любви. Татьяна не хочет для себя судьбы ни мамы, ни няни. Каждое поколение начинает жизнь с того, что надеется прожить ее иначе, чем старшие.

"Моя тема - смерть!" - сказал Анджей Вайда.

Пушкин мог бы сказать о себе: "Моя тема - Жизнь в границах Любви и Смерти..."

Липранди[1] писал ему:

Дорогой Александр!

Чаю, вы не позабыли меня в вашем далеке - надеюсь, оно прекрасно,- и что встреча с родными после столь долгой разлуки вознаградила вас за некоторые страдания, какие вам причинили здесь. Юг очарователен, вам известно, но быстро приедается, как все сладкое, тем более что осень надвинулась незаметно, пляжи пустеют, милых фигурок на них становится все меньше и их часто закрывают от наших взоров - то тоскливый дождь, то унылые зонты. Зато балов становится все больше, однако, вам известно, я до них не охотник. Вы просили меня быть здесь вашими глазами и ушами - и я, кажется, понял, в каком смысле, - однако боюсь не справиться со столь почетной и таинственной задачей. Возможно, мой нюх полицейской ищейки, который вы отмечали во мне в странном сочетании с моим либерализмом - наблюдение, кое, признаюсь, льстило мне, - начинает мне изменять. Я ничего не вижу того, что вас занимает и о чем мог бы поведать с уверенностию. Семейство, чья жизнь как-то беспокоила вас, по-моему, в полном порядке. Месье, как всегда деятелен, хотя никто не знает, чего более в его деятельности - смысла или интриг; мадам обворожительна, в свете бывает нечасто, ее постоянно видят с ее кузеном, который, кажется, и ваш друг. Печать нежной меланхолии в ее лице, как обычно, небесного свойства. Девочка здорова и прекрасна. как все дети. Что еще? На этот счет только Вигель Филипп Филиппович, наш общий знакомый, несколько беспокоит меня своими смутными намеками. (Помнится, вы говорили, что он интересен лишь в первой части разговора: пока не переходит к теме мужеложества, у него этот переход как бы естествен, а нам, людям обычных страстей, порой трудно понять.) Вам ведома его классическая фраза: "Как ужасны эти смешанные браки!" - когда речь идет о связи гетерической, восходящей к Афродите-Пандемос. На днях он произнес ее в виду особы, о которой речь - причем месье, супруг данной особы, был где-то далеко, а мадам была в обществе своего кузена Раевского. Я был удивлен, пытался потребовать объясниться - но это было все одно, что вызвать на откровенность сфинкса. Вы знаете, как почтенный Вигель умеет почти одновременно и возводить очи горе и опускать их долу - и не отвечать на прямые вопросы. (Странное свойство!) Надеюсь, фраза сия не несла в себе ничего особенного, кроме разве самого желания Ф.Ф. казаться владетелем тайны. Впрочем, он, кажется, сам собирается писать к Вам. Он мне об этом говорил. Недавно был в Кишиневе, там все вас помнят и разговоры о вас скрашивают любую беседу.

Пишите и ко мне - ежли Вам не скучно!

С сердечным уважением - Ваш И.Липранди[2].

[1] Л и п р а н д и И в а н П е т р о в и ч - приятель Пушкина по Кишиневу, потом Одессе (где служил чиновником особых поручений при Воронцове). В ту пору - пылкий либералист.

[2] Письмо не сохранилось. "Обширная переписка Пушкина с Липранди до нас не дошла". (Л.А. Черейский. Пушкин и его окружение. Л., "Наука". 1976.

– По-моему, Александр, вы вчера получили письмо!
– сказал Сергей Львович за завтраком. (Нужно бы сперва отереть губы салфеткой - на нижней явно след яичного желтка. С испачканной губой все могло прозвучать не так весомо.)

– Да, - сказал Александр, не ожидая подвоха.
– Из Одессы, от приятеля!..
– Тон был беспечный. На самом деле он все время думал о письме. Ее все время видят с ее кузеном... Печать нежной меланхолии...

– Я бы желал ознакомиться с ним, - сказал отец почти торжественно.

– То есть как?
– спросил Александр растерянно.

– Как отец и наставник!
– отозвался Сергей Львович. Александр поежился.

– Ничего не понимаю!
– Он вырос в Лицее, где никто не стал бы читать чужие письма. Да и дома ничего подобного не водилось. Его письма - это были его письма!

– Я хотел бы знать, какие дела творятся... или задумываются... под кровлей моего дома!
– продолжил отец еще торжественней. (Тверже, тверже!.. Надо сломить. Это упрямство, эту таинственность... да и вообще - пора явить всем, кто в доме хозяин!)

– Papa! Да это ж частное письмо!
– вступилась наивная Оленька.

– Мадемуазель Пушкина!
– обратил свой взор отец.- Вы хорошо сделаете, ежли постигнете науку помолчать вовремя. Думаю, ваш будущий супруг будет признателен мне за этот совет!..

– Ничего не понимаю, - повторил Александр. (...И этот Вигель. Что он хотел этим сказать? "Смешанные браки"!)

– ...Мы все живем жизнью частной... но потом, потом... она почему-то оказывается общественной!
– продолжал напирать отец.

– Берегитесь!
– вмешался Лев.
– Когда я уеду в Петербург - я засыплю вас письмами! Я собираюсь начать свой епистолярий!..

– Да, - сказала Ольга.
– А Зизи Вульф мечтает завести с кем-нибудь переписку. Бедная! Она завидует старшим сестрам, которые получают письма поклонников.

Брат с сестрой, как могли, выручали его.

– Конечно! Вы не понимаете, милостивый государь! Вы не понимаете! А я-с? Я должен? У меня на руках семья, дети... путь коих только еще начался... и что-с? Вы вляпываетесь в какие-то политические дела, не думая о том, что...

– Я не вляпывался! И ни в какие дела!
– вставил Александр, мрачнея все боле.

– У меня сейчас начнется мигрень, ей-богу!
– сказала Надежда Осиповна, впрочем, не слишком уверенно. Ее смущал твердый тон мужа.

– Не начнется!
– возвестил Сергей Львович.
– Не начнется! Все-с! Больше в этом доме не будет никаких мигреней!

– Как так - не будет?
– спросила Надежда Осиповна уже негромко и смущенно. Вчера еще он плакал в ее объятиях. До чего переменчивый человек!

– Что теперь - все письма будем читать? Вслух? За столом?
– спросил Лев шутовским тоном.
– Я как раз на днях получил письмо от приятеля. Уморительно смешно! Из Гродненского полка, что стоит на Новгородчине... ну, вы знаете! Сказать, кто у них заправляет полком? Дама! Полковничиха. Офицеры смеются меж собой: "Полк в беде! Наш полковник сидит на биде!"