— Не плачь,— губами касаюсь её лба. — Что мне сделать, чтобы ты успокоилась?

На мгновение Арина замирает, а затем поднимает зарёванное лицо ко мне, и я пропадаю в бездонной пучине её глаз. Не помню, как подхватываю мелкую на руки и сажаю к себе на колени, как веду горячими ладонями по любимому лицу, собирая дорожки слёз, как раз за разом повторяю её имя, точно молитву. Я забываю обо всём, полностью растворяясь в её взгляде, который никак не могу понять: в нём больше нет любви, но и неприязни я не замечаю. Он совершенно пустой…

— Прости меня, — говорю тихо, но знаю, что Арина слышит. Шмыгает носом. А потом качает головой. Она не простит. Ей больно и до сих пор обидно за ту ночь, она уверена, что всё так же ничего для меня не значит. А мне хочется заменить эти её воспоминания другими, не терпится открыть своё сердце и сделать эту хрупкую девочку только своей.

Сейчас, когда Рина так близко, когда я чувствую каждый её вдох и ощущаю тепло рук, которыми мелкая упирается в мои плечи, я готов орать на весь мир, что люблю её. Только её. Но не успеваю.

 — Поцелуешь меня? — с вызовом произносит Кшинская и придвигается ближе, соблазнительно елозя на моих коленях. Чувствую неладное в её взгляде и голосе, но желание, растущее во мне с дикой, необузданной силой, перевешивает.

Не успеваю сказать, что люблю, не даю себе возможности усомниться в происходящем. Я просто с разбегу бросаюсь в этот водоворот желанной страсти, с жадностью припадая к ее губам. Они солёные от слёз, но в то же время до безумия сладкие и отзывчивые. Теряюсь в своих ощущениях, отдаваясь мгновению на полную катушку, испытывая невиданную лёгкость и безразмерную любовь. Так бывает! Теперь знаю!

Наш поцелуй — сумасшедший. Поначалу нежный и неторопливый, с каждой секундой он становится всё более откровенным и настойчивым. Но чувствую, что этого мало! Я хочу большего! Я хочу её всю...

Неистово прижимаю Рину к себе всё ближе, рычу в исступлении, подобно оголодавшему зверю, и никак не могу насытиться! Мелкая путается пальчиками в моих волосах, гладит по лицу, сжимает плечи и льнёт ко мне всем своим телом. Это пытка! Сладостная, томительная, сумасшедшая!

Её толстовка летит ко всем чертям вместе с тонкой тканью ажурного топа, тогда как мои руки алчно начинают наслаждаться каждым сантиметром её бархатистой упругой кожи. Рина тает в моих руках, дрожит от переполняющих её эмоций, трётся об меня, словно дикая кошка, воспламеняя и без того пылкое желание. Такая нежная и чувственная, гибкая и податливая, она заставляет меня забыться. Нас обоих не беспокоит, что мы в машине, что та припаркована в центре города, пусть и внутри больничного двора, но всё же в общественном месте. Мы горим в нашей страсти, не замечая ничего вокруг.

Окна автомобиля давно запотели, салон беспрестанно наполняется томными стонами и громким прерывистым дыханием. Мы оба на грани. Ещё немного и я попросту не смогу остановиться, но и отпустить от себя свою девочку не решаюсь. Пальцами жадно провожу вдоль её спины, от тонких позвонков шеи устремляясь всё ниже. Арина выгибается, на мгновение откидывая голову назад, а я не могу налюбоваться ею: глаза прикрыты, волосы взлохмачены, щёки горят. На белоснежной коже возле ключиц, на утончённой шее и груди замечаю розовеющие следы моей неудержимой страсти, но Кшинской, как и мне, мало.

Арина раскована и смела. Её прикосновения жаркие, неуёмные, а губы бессовестно нескромные. Она пытается расстегнуть пуговицы на моей рубашке, но те слишком маленькие и тугие, а потому одним движением позволяю им разлететься в стороны, чтобы ощутить прикосновения любимых рук. Они обезоруживают, околдовывают, пускают по телу дикие волны наэлектризованного кайфа. Я тону в своих ощущениях с головой, но остатками разума хватаюсь за мысль, что здесь не место для нашей близости.

— Нам нужно остановиться,— нашёптываю скрепя сердце, слегка покусывая мочку уха мелкой, а сам продолжаю ласкать её, не прекращая наслаждаться моментом, утопая в своей любви.

 Вот только Арина моментально застывает, напрягаясь всем телом.

 — Я всё ждала, когда в тебе, Амиров, проснётся совесть, — вмиг отпрянув от меня, бросает мелкая и открывает глаза, впиваясь в меня сочувствующим взглядом, отчего пелена блаженства тут же спадает с глаз.

Арина отталкивается от меня и перебирается на свою часть сидения, резко натягивая на голое тело изрядно помятую толстовку, а я всё никак не могу прийти в себя, ошарашенно наблюдая за её действиями.

— Какой же ты мерзкий и жалкий, Амиров, — расценивает моё промедление по-своему мелкая, обнимая себя руками и отодвигаясь всё дальше.

 — Господи, Рина, ты всё не так поняла!

Руками вцепляюсь в собственные волосы и с силой тяну за них: я опять умудрился всё испортить! Отношения с Кшинской сродни бегу по тонкому льду: никогда не знаешь, где именно треснет на этот раз.

 — Я просто хотел сказать...

— Лерой, я не дура!— шипит Рина, обрывая меня на полуслове. — Всё понимаю!