— Я влюблен в тебя… — пальцы ласково гладят мои губы. — Ты думаешь, мне приятно, что ты каждые полчаса просишь меня — узнать как у него дела?

— Ну он же ранен! Он нас защищал!

— Детка, он делал то, что сделал бы любой мужчина из нашей семьи для любой из женщин нашей семьи. Ты понимаешь?

— Я понимаю, — дрожат мои губы.

Женщина из его семьи. Не его женщина.

Этот факт никак не умещается в сердце. Он вываливается из него. Может быть потому что оно разбито. Выстрел проясняет очень много, в кого бы он не попал. Для меня он прояснил, насколько глубоко я завязла в этом демоническом мужчине.

— Дем уже в порядке.

— Ты не очень любишь брата?

— А за что я должен его «очень» любить, Злата? С детства он завидует мне. С детства меня прессует. Пытается обломать во всем, что мне приносит удовольствие, забрать то, что я ценю. Подчинить меня своим правилам жизни, поработить!

Неужели Демид такой?

Растерянно смотрю в глаза… мужу? Господи, этот парень мой муж!

— Он даже тебя хотел забрать просто, чтобы лишить меня! Чтобы ты не досталась мне! Потому что я захотел, чтобы ты была моей. До этого момента, Демиду был брак с тобой неинтересен. За что мне его «очень» любить?

Закрываю ладонями лицо.

Так это все было поэтому? И лемби моё ты поэтому отобрал? Чтобы оно просто не досталось брату?

Неужели можно быть таким… жестоким демоном!

— Мне плохо… — сжимаю горло, пытаясь облегчить приступ тошноты.

Сдергивает с пуфика плед, закутывает меня, укладывает безвольную к себе головой на колени.

— Отдохни.

Всё расплывается.

Я проваливаюсь в полудрёму. Мне снятся кошмары.

Дагиев, Демид… Похороны деда.

Как в меня опять стреляют. В этот раз — Дэм. В самое сердце.

И когда я падаю, рассматривает меня с прохладным любопытством сверху. Присаживается.

— Убирайся, — сжимаются с отвращением его губы.

Поднимается.

— Макс, убери её!

Но на носилках почему-то несут его, а не меня. Я вижу, как с его кисти капает густая тёмная кровь.

Двери скорой открываются. Теперь опять на носилках я. Меня пытаются засунуть внутрь. Но ничего не выходит. Машина забита слитками золота.

В ужасе и истерике я просыпаюсь.

— Детка? — сгребает меня Родион. — Ты чего?

— К-к-кошмар… — возвращается заикание.

Оно иногда возвращается в такие моменты. Я чувствую себя маленькой беспомощной девочкой.

Родион отпаивает меня чаем, я чувствую в нем спиртное. Приносит какие-то успокоительные таблетки. Послушно выпиваю их. Хочу поспать без снов.

Через некоторое время наваливаются безразличие и тупняк.

Родион укладывает меня спать, притягивая к своему телу. Мне было бы неловко, наверное, если бы не было так всё равно.

— У нас все будет хорошо… — шепчет он. — Я люблю тебя.

Губы скользят по моей шее. В меня не входят его слова, я не могу почувствовать их. Но я чувствую кое-что другое.

Он стягивает с меня бельё. Наверное сейчас случится «мой первый раз».

Мне нестрашно. Бояться я уже давно научилась других вещей.

Правда, противно. И… больно. Но, зажмуриваясь, я позволяю ему сделать это.

Так уж вышло — он мой муж! Теперь будет так. Так надо.

Нет, я не представляю, что сейчас я с Демидом, нет. Такое я не хочу чувствовать с ним.

Благо эти мучительные движения во мне быстро заканчиваются.

Когда Родион уходит в душ, я сворачиваюсь, пытаясь абстрагироваться и забыть это. И представляю, что я дома.

Через некоторое время, сквозь сон, чувствую, как муж обнимает меня. И снова засыпаю глубже.

Сны становятся более мутными, обрывистыми…

— Золотинка… — тёплый шёпот.

Прочь!

Всё. Я уже в другой версии своей жизни.

Нужно быть сильной.

Вена саднит, чувствую жжение лекарства. Я практически постоянно под капельницей. Дышать самому все ещё сложно. Но я решил, что достаточно уже коматоза. Нужно вставать, думать, решать, действовать.

— Отдыхайте… — поправляет медсестра дыхательные трубки.

Так себе отдых. Да и не время. Когда мне становится слишком больно, я почему-то вижу перед глазами два шрама Златы. Бедная моя девочка.

Сколько дней я здесь?

Периодически отрубает. В голове муть. Да и свет в интенсивной терапии не выключается. И я потерял счет времени.