Дойдя до нас замолкают.

— Пойдемте ужинать, — открывает нам дверь Альберт.

— Тихий, ты иди, — кивает ему на дверь Демид. — Нам поговорить надо.

— Иди, Тиш… — волнуясь, подталкиваю его в спину.

Мы остаемся вдвоем.

Он смотрит мне в глаза, челюсти сжимаются. Желваки прорезаются под кожей.

В горле спазм. Не могу произнести ни звука.

Его присутствие так близко снова делает со мной что-то… Я как кролик перед удавом. Чувства сумбурны. От самых горьких и болючих до неожиданно трепетных.

Беру себя в руки и спрашиваю то, что мучило меня всё это время — невозможность узнать о его самочувствии.

— Как Ваша рана?

— Вопрос сильно запоздал.

— Мне очень жаль.

— Я напугал с утра… Прошу прощения.

Неловко пожимаю плечами.

Это хищник, Злата, пытаюсь объяснить я своему сердцу истинное положение вещей. Твоя очарованность им — глупость и ошибка.

Взгляд сам скользит по его телу, опускаясь на ремень кобуры. Он тут же застегивает пуговицу пиджака, пряча его.

— Как… у тебя… дела? — выдавливает он из себя.

Ноздри недовольно подрагивают.

— Я еще не поняла, — срывается мой голос. — Нас плохо встретили.

— «Нас»… — губы трогает злая усмешка.

Опускает взгляд, справляясь с ней.

— Муж, — дергается чуть заметно его лицо, — не обижает?

— Нет, — хриплю я.

Сверлит меня взглядом. Грудная клетка вздымается так, словно сорвется сейчас и наорет.

— Мы теперь враги? — решаюсь я.

— Враги? — ведёт бровью. — Я не воюю с девочками.

— Хорошо. Спасибо.

Поднимаю взгляд.

Из окна на нас смотрит Родион, недовольно сложив руки на руку.

— Верните мне, пожалуйста, моё лемби, — шепчу я. — Оно ведь Вам уже не нужно.

Игнорируя, Демид открывает мне дверь.

— Пойдём ужинать… — и сердце моё сжимается, ожидая, что скажет «Золотинка», но…: — Злата.

Сердце оно вообще глупое. А я теперь не ласковое «Золотинка», а пошлое «Золотко».

Опуская взгляд, захожу в дом.

Наблюдаю как Тихон уплетает лазанью.

Как есть самой не представляю. От переживаний мутит.

На нашей стороне стола все места заняты — Наталья, Родион, я. На другой стороне один пустой стул между Демидом и Тишей. Я должна была сидеть на этом месте между ними. А теперь там будет сидеть какая-то другая женщина. Он будет наливать ей вино и что-то там подавать, а еще так внимательно и глубоко смотреть на нее, как смотрел иногда на меня. И мне еще тошнотворней от этого.

Это ревность? Нет у меня таких полномочий! У меня есть муж. И не хочу я провоцировать ни одного ни другого на ссоры. А еще мне страшно, что они будут. И что мы с Тихоном можем попасть под раздачу. Потому что, вдоль воротника рубашки Демида я вижу знакомую цепочку с редким золотым плетением.

Зачем он это делает? Зачем надел мой медальон? Словно издевается! Или провоцирует Родиона?

Так это зря, я ему про лемби ничего не говорила. Он и не поймет…

Вилка Демида тоже застыла в чашке.

Встречаемся взглядами. Тяжёлый взгляд, уставший. Веки медленно смыкаются и распахиваются вновь.

— Нина Андриановна не спустится? — зачем-то спрашиваю я.

Тишина за столом угнетает.

— Спустится ли бабушка никто и никогда не знает, — отвечает мне Родион. — Она очень капризна.

— Бабушка неважно себя чувствовала, — стреляет недовольным взглядом в него Демид.

— Очень жаль…

Допиваю морс из бокала.

— Вина? — наливает себе Родион.

— Спасибо, не хочу.

— Давай, я налью тебе морс, — приподнимается Тиша.

Берёт хрустальный кувшин, но через стол ему не дотянуться.

— Давай… — забирает из его рук Родион. — Кстати, об этом. Отец, не логичнее немного переставить фигуры за столом. В моей семье три человека, — переводит он взгляд на Демида. — Мы могли бы поменяться сторонами стола, брат. Чтобы всем было удобнее.

— У тебя есть своё место, Родион, сиди на нём. Если Злата желает пересесть, пожалуйста.

Демонстративно отодвигает пустой стул рядом с собой.