Злобно цокая каблуками, она вылетела из его квартиры, а он вернулся на прежнее место, обдумывая эту странную, новую для себя мысль.

Ему нравилась Алина… Какая ирония! Она ведь никогда его не примет. Как, впрочем, и Машенька.

Машенька, которая, безо всяких сомнений, была дочерью Кости. Это читалось в ее упрямстве и упорстве; в ее принципиальности, удивительной для столь малого возраста; во всем ее характере и каждой черте лице - даже в том, как она хмурила бровки. И до сих пор не заметить очевидного мог только такой осел, как Лавров.

Отхлебнув из бокала, Малиновский подумал, что будет просто грешно отдавать ему без боя Цветкову.

И дело было уже даже не в желании отомстить.

Конечно же, моя бывшая жена оставила координаты, по которым ее можно было отыскать. Она делала так с тех пор, как мы развелись, в надежде, что однажды у меня появится повод заплатить ей щедрые отступные. И теперь, судя по тому, как Рената интересовалась темой наличия в моей жизни Цветочка, этот повод, по ее мнению, был более чем веским.

Впрочем, приехал я к ней совсем не с целью заплатить те суммы, которые она себе напридумывала, не иначе как в белой горячке. Собирался выяснить обстоятельства их с Алиной разговора в тот момент, когда я уже понял, что мне нужна совсем не та женщина, на которой я по глупости женился.

– Костииииик?
– удивленно-восторженно протянула Рената, когда я оказался на пороге ее жилища.

Дизайнерской, хорошо обставленной квартиры. Ее наверняка Рената снимала, ибо ни разу не была замечена в разумном расходовании средств, а именно - во вложении в недвижимость.

– Костик-Костик, - кивнул я и, отстранив бывшую жену с прохода, шагнул в холл.
– Ты одна?
– потребовал ответа.

Рената пожала плечами, заперла дверь и, повернувшись ко мне, спросила:

– А ты предпочел бы, чтобы была одна, или нет?

Подойдя ко мне вплотную, провела пальцем по моей щеке. Пришлось отбросить от себя ухоженную ладонь, от прикосновения которой по телу пробежало ощущение брезгливости.

– Мне плевать, одна ты, или нет, - парировал я.
– Просто уточняю, есть ли свидетели. А то вдруг мне в голову придет мысль тебя наконец прикончить.

Рената тяжело вздохнула и покачала головой. Сложила руки на груди и, воззрившись на меня, приподняла тонкие брови.

– Свидетелей нет. Но прикончишь меня - сядешь. Так что говори, за чем пришел, и если у тебя с собой нет солидного чека, можешь считать, что я тебя была видеть не рада.

Я осклабился в угрожающей, как мне самому казалось, улыбке. На память пришел визит Ренаты, когда она угрожала тереться возле меня, чтобы отпугнуть Цветкову. И что же я в тот момент не сопоставил настоящее и прошлое? Впрочем, ничего еще не поздно было исправить.

– До меня дошли слухи, - начал я, сам же двинулся на Ренату, - что ты шесть лет назад не гнушалась ложью относительно наших детей.

Глаза моей бывшей жены округлились, став похожими на два блюдца, а взгляд забегал туда-сюда, будто свет-Ренатушка соображала, отрицать все сразу, или из этого можно попробовать извлечь выгоду.

– Каких-таких детей?
– наконец, уточнила она, непонимающе хмуря брови.

– Вот именно. Каких-таких детей мы с тобой назаводили, что теперь Цветкова думает, будто я - почетный отец целого семейства?

Я добрался до Ренаты и, видимо, мой кровожадный вид заставил ее отступить.

– Ах, ты снова об этой маленькой дряни?
– фыркнула бывшая, правда, спеси в ее виде поубавилось.
– Да! Да я шесть лет назад била во все колокола и не гнушалась, как ты выразился, в выборе средств, чтобы избавиться от той, кто посягал на моего мужа!

Она выкрикнула эти слова, а ее лицо исказила злобная гримаса.

– А может, все просто, и сейчас ты действуешь теми же самыми методами?
– рявкнул я, когда Рената впечаталась в стену, а я - впечатал кулак возле головы бывшей жены.

– Даже если и так?
– хмыкнула Рената.

– Никакого «даже если», - мрачно проговорил я и, обманчиво-ласково проведя костяшками пальцев по скуле бывшей, положил ладонь на ее лицо так, что подбородок оказался зажатым, процедил: - Узнаю, что ты портишь жизнь мне или Цветковой, ну, или моей жизни с Цветковой - убью!

Развернувшись, я услышал позади себя сначала мелодичный смех, впрочем, показавшийся мне очень картонным, а затем фразу:

– Был бы ты таким горячим со мной в прошлом, Костик, никакие бы другие бабы к тебе и на километр не подошли.