Карл Борисович вытер слезы и отпил компот из граненного стакана.

— Доработаю. Как там с разводом? Идут дела?

Вася намазал горчицу на хлеб и начал размешивать сметану в борще.

— Туго идет. Не хочет развод давать. Говорит: люблю, хочу вернуть. Просит назвать адрес, по которому ты сейчас проживаешь.

— Надеюсь, ты меня не выдал? — напрягся профессор.

— Конечно, нет. Ты за кого меня принимаешь? После того, что она сделала, я бы на твоем месте в милицию пошел.

— Какая милиция, — Карл Борисович закинул в рот листок петрушки и продолжил. — Снаружи радиоприемник старый, копеечный. За него и штраф бы не дали.

Юрист Вася пожал плечами и зачерпнул ложкой густой суп.

— С разводом не тяни. Я хочу продать квартиру и помочь одному человеку. Если не получится то, что я задумал, то отправлю ее в Европу. Может, там смогут вылечить.

— Ее? Да ты под старость лет ловеласом заделался, — подмигнул Вася, но Карл Борисович ничего не ответил и откусил кусок мяса.

В пять вечера, когда сотрудники ринулись в сторону лифта, из кабинета вышел профессор и быстро пошел следом.

— Карл Борисович, вы что, тоже уходите? — удивился Костя.

— Рабочий день закончился, — усмехнулся он. — Хватит перерабатывать.

Они зашли в лифт, последним протиснулся Сева, который, заметив профессора, сразу отвернулся.

Карл Борисович попрощался с Костей и зашагал к парковке.

— Ты меня прости, но я и тебя продам, — сказал он и завел двигатель. — Мне деньги нужны.

Он остановил машину возле гостиницы и, забрав ключ у администратора, поспешил к номеру.

Как только профессор открыл дверь, услышал спокойный голос Амона:

— О чем ты, Вера?

— Джон переместился с перочинным ножом. Почему? У меня на шее висела иконка Божьей Матери, но, когда я попала сюда, ее со мной не оказалось.

— И у нас также, — подтвердил незнакомый женский голос. — У меня на пальце было обручальное кольцо, а у девочек пропали сережки. Правда, они были простые, не из золота. Но все равно им очень жалко.

Амон подозвал Джона и спросил:

— Ты держал в руке этот нож?

— Нет, Амон. Он был в мешочке, который я привязал к руке. Это на случай, если я не убьюсь.

Послышался испуганный вздох.

— Не говори так, Джон. Это ужасно.

— Виола, успокойся. В конце концов, мы все здесь хотели смерти. Я боялся, что выживу и останусь немощным калекой до старости.

Все замолчали. Профессор быстро разделся и подсел к радиоприемнику. Вдруг снова заговорил Амон:

— Джон, ты сказал, что положил нож в мешок. Опиши его.

— Ну-у, я его взял с бабушкиного чердака. Думаю, раньше в нем хранили монеты.

— Из чего он сделан? Хлопок?

— Нет-нет, из кожи. Кожаный мешочек с тонкими кожаными завязками. Материал очень мягкий. Не знаю, то ли от времени, то ли от того, что им часто пользовались.

— Может, в этом дело? В коже? — задумчиво произнес Амон. — Мы все попали сюда голые. Никто не смог принести с собой даже спичку. Хотя некоторые остались в ботниках. А Джон, спасибо ему, переместился с ножом.

— Жаль только, что металл плохой. За тридцать семь лет он стерся наполовину. Пройдет еще несколько десятков, и он совсем исчезнет.

«Кожа — это надо запомнить», — подумал профессор и весь обратился в слух.

— Поэтому Реган смог Баффи с собой взять, — продолжал Амон.

— Да, — Карл Борисович узнал Регана. — Знал бы, что так получится, то еще и кота бы с собой взял.

— А я бабушку. Родители погибли, когда мне было пятнадцать. С тех пор я жил с бабушкой, — сказал Джон. — Я бы очень хотел, чтобы она была здесь, со мной. Она, в отличие от меня, заслужила жить в этом месте.

— Кстати-кстати, — торопливо сказала Вера. — Помните, я предлагала придумать название нашей деревеньке? У кого-нибудь есть предложения? Только не надо повторяться и озвучивать земные названия. Напрягитесь и придумайте что-нибудь оригинальное.

Со всех сторон посыпались предложения. Карл Борисович уменьшил звук и задумался:

«Они говорят «взял бы с собой». Значит, не отравились и не повесились. Тогда, что?».

— Хунцунь! — выкрикнул Чан.

— Хуньцунь? — насмешливо переспросила Вера. — Звучит, как ругательство.