Тут и вмешался Дронов, перелистывая записную книжку; не глядя ни на кого, он сказал пронзительно:

– Ерунду плетешь, пан. На сей год число столыпинских помещиков сократилось до трехсот сорока двух тысяч! Сократилось потому, что сильные мужики скупают землю слабых и организуются действительно крупные помещики, это - раз! А во-вторых: начались боевые выступления бедноты против отрубников, хутора - жгут! Это надобно знать, почтенные. Зря кричите. Лучше - выпейте! Провидение божие не каждый день посылает нам бенедиктин.

В пронзительном голосе Ивана Самгин ясно слышал нечто озлобленное, мстительное. Непонятно было, на кого направлено озлобление, и оно тревожило Клима Самгина. Но все же его тянуло к Дронову. Там, в непрерывном вихре разнообразных систем фраз, слухов, анекдотов, он хотел занять свое место организатора мысли, оракула и провидца. Ему казалось, что в молодости он очень хорошо играл эту роль, и он всегда верил, что создан именно для такой игры. Он думал:

"Я слишком увлекся наблюдением и ослабил свою волю к действию. К чему, в общем и глубоком смысле, можно свести основное действие человека, творца истории? К самоутверждению, к обороне против созданных им идей, к свободе толкования смысла фактов".

Самгин, мысленно повторив последнюю фразу, решил записать ее в тетрадь, где он коллекционировал свои "афоризмы и максимы".

В квартиру Дронова, как на сцену, влекла его и Тося. За несколько недель он внимательно присмотрелся к ней и нашел, что единственно неприятное в ней - ее сходство с Мариной, быть может, только внешнее сходство, - такая же рослая, здоровая, стройная. Неумна, непоколебимо спокойна. По глупости откровенна, почти до неприличия. Если ее не спрашивать ни о чем, она может молчать целый час, но говорит охотно и порою с забавной наивностью. О себе рассказывает безжалостно, как о чужом человеке, а вообще о людях - бесстрастно, с легонькой улыбочкой в глазах, улыбка эта не смягчала ее лица. Клим Иванович Самгин стал думать, что это существо было бы нелишним и очень удобным в его квартире. Она все обостряла его любопытство:

"Странная фигура. Глупа, но, кажется, не без хитрости".

И, сознавая, что влечение к этой женщине легко может расти, он настраивал свое отношение к ней иронически, полувраждебно,

Однажды, поздно вечером, он позвонил к Дронову. Дверь приоткрылась не так быстро, как всегда, и цепь, мешавшая вполне открыть ее, не была снята, а из щели раздался сердитый вопрос Таисьи:

– Кто это?

В прихожей надевал пальто человек с костлявым, аскетическим лицом, в черной бороде, пальто было узко ему. Согнувшись, он изгибался и покрякивал, тихонько чертыхаясь.

– Дайте помогу, - предложила Таисья.

– Спасибо. Готово, - ответил ей гость.
– Вот черти... Прощайте.

Шляпу он надел так, будто не желал, чтоб Самгин видел его лицо.

– Я знаю этого человека, - сообщил Самгин.

– Да?
– спросила Таисья.

– Его фамилия-Поярков. Таисья, помолчав, спросила:

– За границей познакомились?

– В Москве. Давно.

Таисья молча кивнула головой.

– Иван знаком с ним?

– Нет, - строго сказала Таисья, глядя в лицо его.
– Я тоже не знаю кто это. Его прислал Женя. Плохо Женьке. Но Ивану тоже не надо знать, что вы видели здесь какого-то Пожарского? Да?

– Пояркова.

– Не надо это знать Ивану, понимаете? Самгин молча кивнул головой, сообразив:

"Очевидно - нелегальный. Что он может делать теперь, здесь, в Петербурге? И вообще в России?"

Привычная упрощенность отношения Самгина к женщинам вызвала такую сцену: он вернулся с Тосей из магазина, где покупали посуду; день был жаркий, полулежа на диване, Тося, закрыв глаза, расстегнула верхние пуговицы блузки. Клим Иванович подсел к ней и пустил руку свою под блузку. Тося спросила;

– Что это вас интересует там?

Спросила она так убийственно спокойно и смешно, что Самгин невольно отнял руку и немножко засмеялся, - это он позволял себе очень редко, засмеялся и сказал:

– Мне кажется, у вас есть комический талант.

– Если есть, так - не там, - ответила она. Самгин встал, отошел от нее, спросил:

– Вы не пробовали играть на сцене?

– Приглашали. Мой муж декорации писал, у нас актеры стаями бывали, ну и я - постоянно в театре, за кулисами. Не нравятся мне актеры, все - герои. И в трезвом виде и пьяные. По-моему, даже дети видят себя вернее, чем люди этого ремесла, а уж лучше детей никто не умеет мечтать о себе.

Самгин послушал, подумал, затем сказал:

– А наверное, вы очень горячая женщина.

– Охладили уже. Любила одного, а живу - с третьим. Вот вы сказали "любовь и голод правят миром", нет, голод и любовью правит. Всякие романы есть, а о нищих романа не написано...

– Это очень метко, - признал Самгин.

Он заметил, что после его шаловливой попытки отношение Тоси к нему не изменилось: она все так же спокойно, не суетясь, заботилась о благоустройстве его квартиры.

Клим Иванович Самгин понимал, что столь заботливое отношение к нему внушено Таисье Дроновым, и находил ее заботы естественными.