Вадим остановил Али.

— Сами разберутся.

— А?..

— Сами разберутся, не первый раз.

— Почему «Лииииииина» и «молчал»?

— Ну… как-то мы напились с Кольком…

— Я смотрю, у вас это хорошая традиция.

— Ага… я перебрал, что кстати редко бывает, я обычно помню, что я говорю и кому, в общем, я нажрался до зелёных соплей и рассказал о своей пиздец какой любви к девочке из детства по имени Лина, в общем, Колёк изрядно повеселился.

— Я должна быть польщена, Вадь?

— А то, я ж завидный жених, смотри какой дом, — пересмешки.

— Дом завидный, а вот жених…

— Не дразни меня, женщина, — оставляя лёгкий поцелуй на губах.

Али отметила странную аккуратность в движениях Вадима, но ей некогда задумываться над этим, входя на большую кухню, она встретила Семёна, который, кажется, единственный в этом помещении не до конца понимал, что эта женщина делала в этом доме, когда, вставая на табуретку, закрепляла последнюю гирлянду.

— Что ты тут делаешь?

— Снимаю тут… — Али хотела договорить, но услышала:

— Другую половину кровати она тут снимает.

— И надолго? — прищуривая один глаз, смотрел Семён, всё указывало на то, что за ошибку Али пришлось расплатиться ему, и присутствие сотрудницы его вовсе не радовало.

— Навсегда, — ответил Вадим, — и тебе бы лучше закрыть рот, Семён.

— Улыбаемся и машем, Вадим, улыбаемся и машем.

— Догадливый, я смотрю.

— Поверь, он засунет свои претензии себе в жопу, к тому же — ошибка его, не твоя, он это знает, — тихо говорил Вадим.

К бою курантов все уже изрядно проводили Старый год, намешав слабые алкогольные напитки и крепкие, Али не прикасалась к спиртному, говоря, что не хочет мешать, Вадька молча соглашался с этой версией.

Когда под бой и всеобщее «Ура!» Али отставила свой фужер, только намочив губы, это не прошло мимо внимания Вадима, женщина это видела, но предпочла не замечать. Завтра, завтра она скажет о своей основной ошибке, ей немного жаль, что она не нашла в себе силы признаться до празднования, но всё происходило слишком быстро, к тому же Али слишком давно не праздновала Новый год.

Обычно они собирались небольшой компанией, и празднование ограничивалось парой бокалов вина и фруктами. Ни ёлки, ни гирлянд… всего этого очень хотелось Али, и она эгоистично попустительствовала своей слабости. Южный, суетливый, многолюдный город лишал не только разумного подхода, но и силы воли, собранности, даря в ответ растерянность и окрик Семена:

— Эй, хозяюшка, ну-ка, метнись к холодильничку, водочка закончилась у нас.

Пригревшись в объятьях Вадима, чувствуя его дыхание в затылок, Али вовсе не хотела никуда метаться, но она привстала, ровно до того момента, как поняла, что руки Вадьки держат её и пересаживают себе на колено.

— Ты, блядь, что-то попутал, Сёма? — услышала она, и этот тихий голос был лишён даже намёка на пересмешки, этот голос угрожал, нёс опасность.

— Я думал… — стушевался Семён.

— Индюк тоже думал, что ванну принимал, пока краснеть не стал. Сам сходишь.

Через пару часов Али почувствовала усталость от всеобщего внимания, от внутреннего напряжения, от ожидания своего приговора, который обречён на отсутствия помилования, и который приближался, надвигался, пугал, когда Вадим шепнул.

— Почему ты не пьёшь?

— Не хочу…

— … Может ты что-то хочешь мне сказать?

— Что?

— Лина? Пойдём в кабинет.

Что ж, отложить на завтра разговор не получится, пришло время платить по счетам, пришло время расплачиваться за свою ошибку. Стыд сковывал движения Али, её дыхание, только странное тепло в животе помогало ей удерживать далеко не пересмешливый взгляд. Она готова взять на себя ответственность. Полностью. Теперь, всё продумав, просчитав, приняв свою ошибку и последствия…

— Уверен, ты хочешь мне что-то сказать.

— Я ошиблась.

— В чем же? — ровный голос.

— Пожалуйста, ты должен мне поверить, это не было намеренно… Я всё делала согласно аннотации, я была у врача, дважды… но…

— Но?

Шаг на эшафот. Вспышками памяти по векам.

Алёшка молча смотрела на переливы воды в отражении луны.

— О чем думаешь, Лина?

— Я думаю — я беременна…

— Да ладно, — усмешка.

— Ага.

— Ты думаешь или ты беременна?