Шрифт:
– Ай, Великий!!!
– Да что же это…
– Лови их!!! Лови!!!
Робы быстро поплыли вниз по течению. Оранжевые тряпки весело кружились по воде, уплывая все дальше – послушники бежали следом, пытаясь достать их длинные палками из воды.
– Великий за что!!!
– Наставник нас накажет… Лови вещи, лови…
– Вылавливай их! Что ты мешкаешь! Вылавливай!!!
Коста в стороне от сутолоки неспешно смотал одежду в небольшой серый тюк, завязал узлом сверху и, закинув на плечо, прихрамывая, потрусил в своё убежище.
– Лови!!!
Оранжевые робы жрецов весело уплывали дальше.
Мост на окраине
С размером он все-таки ошибся – Коста пошевелил кончиками пальцев – серые рукава почти скрывали руки, а подол волочился по земле, но это и неплохо.
Лицо – он потрогал щеку пальцем – почти зажило и уже не горело, а руки придется мазать ещё несколько ночей.
Он подпоясался веревкой, как все послушники – двойным узлом, и вытащил нож из кармана своего халата. Выдохнул и приставил к своей шее.
Все было ничего. Одежда – это полдела, молитвы и благословения он знал, но…все послушники стриглись очень коротко.
Волосы он обрезал мгновений за десять – криво – косо – нож затупился, но так коротко, как смог.
Спрятал тубус, вещи под мост, заложил камнями и отправился добывать еду. Послушников обычно никто не замечает, надо только не попадаться на глаза храмовым.
Ему повезло на втором рынке – на центральном не подали ничего, и за тридцать мгновений получил жесткую лепешку, мохнатый персик, и раз двадцать осенил знаменьем Великого каждого страждущего, кто подходил испросить благословения.
Разве ему жалко?
На вчерашний окраинный рынок он решил не соваться – могли узнать в лицо.
У входа в таверны – там где остановились приезжие маги-охотники он простоял вечер, не поднимая глаз – слушал разговоры с низко опущенной головой и ждал милостыню. Но ничего нового не услышал – планы магов не менялись.
И… не получил вообще ничего. Бедные всегда почему-то подают охотнее богатых.
Следующее утро, храм Великого
Коста разминал пальцы, сидя на своем месте – в засаде. Мазь, украденная на рынке, сделала свое дело – подвижность возвращалась, руки почти зажили и скоро он сможет рисовать.
В воздухе пахло дождем, и, хотя серое небо было ясным – заря только-только занималась по кромке, он уже безошибочно мог сказать, что к вечеру – польет.
Этим утром он пришел в храм затемно, в надежде, что в темноте никто не будет присматриваться. И занял наблюдательный пункт, намереваясь сидеть до вечера с половиной сухой лепешки в кармане. Сидеть и ждать, чтобы проследить за наемниками в “сером”, которые приходят по его душу.
Нищие начали собираться в кучки и драться за места в очереди, как только рассвело. И больше всех – звонко и витиевато, ругался мальчишка – худой, чуть выше его по росту, с тощим рыжим хвостом…
Коста прищурился – пацан встал вполоборота – точно!
Пройдоха с рынка, из за которого его избила троица в проулке! Псаки этого рыжего побери!
– Храм сегодня закрыт… закрыт… – выгонял всех за ограду храма жрец в оранжевом. – Нет, еды нет… нет сегодня не будет… нет, не подаем сегодня и завтра… Высокие господа посетят храм, нам не нужны здесь попрошайки… возвращайтесь через полдекады… храм закрыт…
– Да я умру от голода через два дня!!!
– Великий завещал делиться! Пусть господа поделятся!
Очередь начала роптать, рыжий рябой мальчишка начал ругаться, пытаясь прорваться внутрь, но его отшвырнули на землю.
– Хоть булочку… хоть крошечку… хоть рисинку!!!
– Храм закрыт для посещений!
Всех вытолкали за ограду и на входе заднего двора встали два дюжих жреца, сложив руки на груди.
Коста потратил время зря – или за ним передумали следить, или сегодня “серые” решили здесь не появляться. Он проверил все входы издали, и, покрутившись, отправился обратно.
Побережье, пристань
Рыжий пройдоха – рыдал. Так громко, что взлетели испуганные чайки с края пристани.
Хотя Коста был уверен, что ещё пару мгновений назад никого не было ни впереди него ни позади, но – миг, и рябой воришка с рынка уже стоит перед ним, покачиваясь на узкой кромке, то и дело норовя свалиться в море.
– За что, Великий! За что ты покинул меня! – рыдал мальчишка, воздевая кулаки к небу. – За что мне выпала такая доля! – он заламывал руки, поглощенный горем. – Если я никому не нужен в этом мире… Если я … не нужен даже Великому, я не хочу жить! Я – недостоин! – проорал он с такой силой, что Коста – вздрогнул. – Прощай! О, несправедливый мир! Прощай! – прокричал мальчишка, и… прежде, чем Коста успел выдохнуть – сиганул прямо с пристани головой вниз.