– Ну почему они всегда орут, всегда орут? – Первый неуклюже спрыгнул вниз – лодка закачалась.

– Потому что боль и страх – это основа силы, – нехотя процедил сквозь зубы Второй, задрав голову вверх. – Чем больше боли и страха, тем больше энергии, и тем легче ее получить…

– Все равно они потом ничего не будут помнить до следующего раза – сосуды, просто сосуды, – лениво зевнул Первый, устраиваясь на лавке. – Поскорее бы этот сдох, или окончательно сошел с ума, а то – обратно его везти… туда его вези, сюда его вези… сколько ещё они будут возиться с этим учеником? Даже мне ясно, что такую силу он контролировать не сможет – учить бестолку и ждать, что сможет – тоже…

– Не твоего ума дело. Прикуси язык и не обсуждай решения Старших, – прошипел Второй.

Земля дрогнула, джонка закачалась – и Второй рухнул на напарника. Ритуал по откачке начался.

Столб света – стремительный, сияющий, толстый, неудержимо ревущий от энергии, выстрелил в небеса прямо из центра острова. Купол начал наполняться силой, которая волнами расходилась в вышине, переливаясь на свету.

Силой – чужой жизни.

Октагон, остров знаний, две декады спустя

Двор перед Большим учебным Корпусом

Незадолго до окончания второй декады – после круга испытаний, Коста написал первый тест по Искусствам – по «Истории и развитию стихосложения», и получил высшую оценку. И – расслабился, решив, что если будет уделять достаточно времени теории и чтению свитков, отличная память вытащит его из любой западни плетений, но радовался он слишком рано.

Любой ученик – каждый из девятнадцати, который попал на остров знаний, обладал особыми талантами. Каждый – и почти половина учеников схватывала все так же легко, как и он сам. Те, кто не выделялся умом или рассудительностью – выделялись силой, кругом или склонностями к определенным направлениям знаний. И после декады занятий, Коста тоже понял, что выделяется среди всех, сияя, как яркая звезда над Третьим пиком второй Лирнейской гряды, по которой ориентируются, где же находится Север.

Сиял так же ярко, ровно и постоянно… сиял – бездарностью.

Общие результаты висели на большой доске рядом со входом в учебные классы, и золотой рамкой отмечали лучшее место в рейтинге – первое на этой декаде занял Второй ученик, и худшее – номер, обведенный красным, на нижней строчке таблицы – занимал Пятый ученик. «Тупая пятерка», как обзывали его стоящие рядом ученики, каждый из которых счел необходимым преувеличенно сочувственно подойти, лично выразить поздравления и со всей силы хлопнуть по плечу – соболезнуя.

«Пятерка» – улыбался. Всем и каждому. Улыбка чуть меркла с каждым хлопком по плечу и он чуть морщился, но снова – сиял в ответ белоснежной улыбкой. Коста не вздрагивал, наблюдая за этим, но внутренне подбирался каждый раз, потому что его место было вторым снизу – точно над красной рамкой, и, если дела дальше пойдут так же – на следующую декаду это его, а не Пятого, будут хлопать по плечу, поздравляя с достижением – «худший ученик в классе».

Как-то незаметно за одну декаду «местный дурачок» стал сначала его постоянным спутником, а потом просто неотъемлемой частью учебной жизни, снабжая ценными и, иногда остроумными сведениями о личных пристрастиях, склонностях и характере со-курсников. А в информации Коста нуждался ничуть не меньше, чем в обедах или ужинах, чувствуя себя рыбой, которую вытащили из моря в сетях, бросили в лодку и она, изворачиваясь, жадно разевая рот, пытается вернуться в родную стихию.

Стихия Октагона родной Косте не была. Он не привык к такому количеству людей вокруг – ему всегда хватало мастера Хо, не привык к отсутствию возможности уединиться, не привык, что каждый шаг, вздох и слово вечером будет разобрано куратором.

Хоть чуть-чуть свободы. Хоть чуть-чуть возможности побыть наедине с собой. Хоть чуть-чуть возможности дышать.

Коста задыхался в этом лабиринте Корпусов и витиеватых дорожек, выложенных гладкими камнями-голышами. Все такое красиво снаружи было совершенно иным внутри. Здесь врали все и всем. Каждый. Улыбаясь в лицо, ученики держали плетения за спиной, спали и бредили, как бы скинуть на строчку ниже того, кто сегодня обошел в рейтинге.

– Поздравления – это обязательная часть? – Хмуро спросил Коста, провожая взглядом очередного ученика, выразившего сочувствие «тупой Пятерке».

– Так принято, – шепнул ему Пятый быстро, продолжая улыбаться, и незаметно сложил пальцы, показывая в спину только что отошедшего ученика «чтоб-ты-сдох-под-забором». Точнее, такая вариация пальцев не относилась к жестовому и в зависимости от того, кто именно выполнял жест, в каком настроении и с каким посылом, могла значит от «отсоси-у-меня-козлина-сраная» до «чтобы-все-ваши-плетения-путались-до-конца-жизни-любезый-сир».

Принято улыбаться в лицо и посылать в спину проклятия?