Помедлив, я ещё раз оглядел вход. Он мало чем походил на вход в другой Павильон Древних, Павильон Здоровья. Разве что высотой. Любили Древние всё большое. Там, в Миражном это было светлое дерево с ясно различимыми прожилками на едином полотне, здесь тёмное, словно набранное из отдельных досок.

Не отличалось лишь то, что и там, и здесь я был гостем, который пришёл по делу.

Поэтому я сложил руки в приветствии:

— Прошу простить за вторжение, но мы пришли за помощью.

В ответ прозвучал презрительный голос:

— Совсем уж ополоумел. Они все сгинули сотни лет назад, а ты...

Я стремительно разогнулся. Хахпет, который и решил поучить меня жизни, шарахнулся прочь, но выплеснувшаяся из меня духовная сила уже настигла его, вцепилась, поползла по сапогам, бёдрам, груди, спине, надавила на плечи, заставляя рухнуть на колени.

Я шагнул ближе, с ненавистью процедил:

— Кто позволил тебе открывать рот? Ты кем себя возомнил, слабак? Ничтожество, которое я спас в лесу от сектантов, чем ты отплатил мне? Ушёл к Гилаю в том испытании? И как он к тебе отнесся, лучше чем я, да? Бросил в тумане, как сломанное оружие. Ничтожество. Как ты сумел пройти отбор в Школе, как ты сумел выцарапать право попасть в Академию? Отброс, который не может отдать долг жизни. Отброс, который стыдится своего долга жизни.

Ирая негромко протянула:

— Римило.

Я даже не повернулся в её сторону. Шагнул ещё раз, выплеснул из себя ещё волну силы, повторил:

— Ничтожество, — Хахпет захрипел, чтобы не распластаться, упёрся руками в полированный камень. А я продолжал шагать и давить. Силой и словом. — Другой бы искал возможность отдать долг, а ты даже сегодня сомневался, прийти ли мне на помощь или нет. Другие — шагнули следом за мной не раздумывая. Но не ты. Слабак, который сомневался. Слабак, который не сумел. Слабак, которому неделю назад спасли жизнь, слабак, которому сегодня спасли жизнь. Предатель Ордена.

— Римило!

На этот раз я обернулся к возмущённой Ирае. Спросил уже у неё:

— И как долго ты будешь закрывать глаза на правду?

Она не ответила. Но и не опустила взгляд. Я хмыкнул, отвернулся сам. Перестал давить на Хахпета, втянул в себя духовную силу. Наклонившись к нему, негромко сообщил:

— Дарсово ничтожество, знай своё место и держи язык за зубами. Здесь нет учителей Академии, здесь нет Указов, здесь лишь кости и кровь. Не заставляй меня добавить к ним и твои.

Стоило мне выпрямиться и обернуться, как я столкнулся с внимательным взглядом Точтала. Вдох тишины и он заметил:

— Учителей нет. Но есть мы.

Я согласился:

— И только поэтому он ещё жив.

— Тебя останавливают только свидетели?

— Зачем ты судишь по себе? Я говорил о доблестях идущих и товариществе.

— А ты остёр на язык, как я погляжу.

— А ты, гляжу, снова ищешь повод поругаться?

Между нами шагнули сразу двое. Риола и одна из старших учениц. В один голос воскликнули:

— Довольно!

Я лишь кивнул, признавая их правоту. Но вот Точтал и не подумал замолчать:

— Погоди.

Я ухмыльнулся, исподлобья оглядел его и спросил:

— Что?

— Последний вопрос. Что за странное ругательство ты используешь? Что за дарс?

Моя ухмылка стала шире:

— Это ругательство оттуда, где я родился и вырос. Из Нулевого круга.

Из-за спины раздался потрясённый голос Хахпета:

— Чего?

Я повернулся к нему и с наслаждением повторил:

— Я родился в самой большой заднице Нулевого круга, прошёл две границы Древних, получал наставления от идущих, силы которых ты и не представляешь, десятки раз ставил на кон свою жизнь, сжигал выносливость и жизнь в смертельных схватках с врагами, которые были сильней меня. И когда я говорю, что ты слабак, то так оно и есть.

В молчании я прошёл обратно к дверям в Павильон, снова склонился в приветствии:

— Прошу прощения. За пределами города не только продолжаются сражения, но и идёт обычная жизнь с глупостями, обидами и враждой. Я виноват, что принёс всё это к этому порогу, но прошу быть снисходительным к потомкам.

Ответа я не услышал. Но я был уверен, что за всем происходящим следят. Виданое ли дело, впервые за многие годы сюда кто-то пришёл.

Но мне важно ещё и уйти. И вежливость тоже можно записать в одну из добродетелей идущих. Она, по сути, часть первой из них — почтения.

И, конечно, я буду вежлив и почтителен, помня о Духах города. О тех, кто защитил его от сектантов, восстановил и десятки лет продолжает приглядывать.

Выпрямившись, в последний раз покосился на груды костей и шагнул вперёд, коснулся ладонями створок.