— Да ты достал, школяр, — сорвалась я. — Сколько можно ныть? Ты на кой демон вообще ему палец в рот совал?

Нильс вдруг съежился и втянул шею в плечи. В гробовой тишине зачарованно, словно ребенок, обнаруживший за дверью в спальню проход в параллельный мир, приглушенным голосом он проговорил:

— А вы видели, что у умертвий черный язык? Это так странно…

— Ты действительно сунул ему палец?

— Я заметил… и дальше все как в тумане, — прошептал школяр. — Очнулся, а палец уже у него в зубах…

— Боже, экспериментатор ты недоделанный, — пробормотала я. — Значит, так. Мы подумали, и я решила. Нильс, ты идешь на второй этаж и там тихо страдаешь. Ведьмак идет домывать своего кусачего питомца. А я варю зелье. Никто никому не мешает. Всем ясно?

Возникла ошарашенная пауза.

— И что вы застыли? — рявкнула я.

— Я не хочу мыть умертвие, — отказался Фентон, неизменный в своем нежелании заботится о Дюке.

— А я не хочу мучиться в одиночестве. Мне нужна компания, — закапризничал Нильс. — Это последнее желание умирающего.

Чувствуя, как глаз начал противно подрагивать, я скрестила руки на груди, всем видом демонстрируя, что запас терпения иссяк… И тут-то оно снова случилось. Пальцы задымились от темной магии.

— Да что б вам всем сдохнуть, — в сердцах выругалась я и, прикрыв на секунду глаза ладонью, перевела дыхание.

— Я в процессе… — загробным голосом тихо провыл Нильс.

— Истину говорят умные люди: не злите добрую колдунью, — покачал Фентон.

— Ты же не станешь цитировать поговорки? — прошипела я, глянув на него из-под ладони.

Но когда ведьмака останавливало чужое недовольство? Конечно, он закончил истинно философскую мысль:

— Иначе она взбесится и превратится в ведьму.

В какой момент его перестало волновать, что родовая магия ходит по рукам? Он неожиданно начал воспринимать смену дара с преступным спокойствием, как неизбежное зло.

— Зря скалишься, — сухо вымолвила я. — Вам с Нильсом теперь варить зелье.

— То есть я еще и спасти себя должен сам? — возмутился школяр, даже приподнявшись на стуле.

— Спасение издыхающих, дело рук самих издыхающих, — с глумливой ухмылкой подбодрил его Фентон.

— Утопающих, верховный, — жалобно поправил парень.

— Но ты же не тонешь.

Оказалось, что рецепт снадобья прочно отпечатался в памяти. Даже не пришлось доставать личный гримуар, куда я с отрочества записывала все приготовленные зелья, испробованные заклятья и странные признания в любви к парням-чародеям, чьи имена мне давно ни о чем не говорили.

Не удивлюсь, если некоторые были книжными героями. Будучи подростком, между колдовскими книгами из вскрытого отцовского хранилища и учебниками, я любила почитывать разную романтическую чушь.

В приготовлении каждый участвовал, как мог. Я управляла процессом. С темной магией к котелку, окутанному светлыми чарами, лучше не соваться. Под моим чутким руководством зелье варил Нильс с перевязанным пальцем: резал, взвешивал и отмерял ингредиенты. А Фентон занимался самым важным делом: не толкался возле очага и не мешался под ногами.

— У меня ощущение, что я прохожу ускоренный курс по магической науке, — проворчал школяр, шмыгнув забитым от резкого запаха носом. — Пять лет академии за два дня.

— Это просто реальная жизнь, школяр, — голосом философа, измученного собственного мудростью, прокомментировал ведьмак.

— Здесь так всегда? — ужаснулся Нильс и пытливо посмотрел на меня.

— Не отвлекайся, — проворчала я.

Заскучав во время своей миссии, ведьмак решил заняться делами не столь важными и необходимыми. Естественно, по его мнению. Он отбыл в сад и начал приносить пользу: домыл успевшего обсохнуть на солнышке Дюка, приодел в старую сорочку и закрыл его в сарае, а потом с большой охотой взялся рубить дрова.

Вскоре у Нильса разболелся укушенный палец. Школяр выхлебал полфлакона обезболивающего эликсира, но держать поварешку больше не мог. Пришлось отпустить его с богом страдать на второй этаж. В компании бутылки мятного настоя, раз мучиться в одиночестве ему не позволяла вера.

Фентон с охапкой дров для очага вошел в дом как раз в тот момент, когда белый, как простыня, парень тихонечко поднимался по лестнице.

— Твоя очередь, верховный, — кивнула я в сторону разделочной доски, где возлежала готовая к резке череда.