— Угу, чтобы ты мне это еще и в лицо высказал? — пробормотала я.

— Что написали, учитель? — вопросил Нильс, стоящий над раковиной с ножом в одной руке и окунем в другой.

— Денег не будет.

— Почему? — искренне изумился он.

— Потому что тебе еще надо потренироваться в почтовых заклятиях. — Я покосилась на ведьмака, который больше не считал нужным сдерживать смех. — Очень весело?

— Смотрю, у вас в семье высокие отношения, — ответил он.

— А ты думал, только у тебя паршивые родственники?

— Учитель, — позвал Нильс, оставшийся не в курсе созданной магической неразберихи, — понимаю, что несколько несвоевременно задаю вопрос, но у вас есть розмарин? Рыба с розмарином и тремя острыми перцами страсть как хороша… Хотя не утруждайтесь, сам схожу в огород.

Вдруг вспомнилось, что розмарин я сажала возле табероуса. Исключительно из созвучных названий, а не из ботанической необходимости. Нильс немедленно представился вымазанным в пыльце цвета сочной фуксии. Даже вздрогнула от страшной фантазии.

— Знаешь, Нильс. Не отвлекайся. Я сама принесу.

К розмарину, растущему на бывшей половине ведьмака, мы отправились вместе с Йосиком, но в десяти шагах от заветных кустов до меня донеслись подозрительные звуки. Показалось, что возле разрушенной стены старого дома кто-то тихо и жалобно всхлипывал. Я несколько удивилась — не сказать по-простецки обалдела, — от того, что кто-то пробрался на мою территорию и со вкусом рыдает, словно провожает в путь любимого родственника.

Табуретопес, как всегда любопытный, дружелюбный и проворный, дернулся в сторону ведьмачьего логова. Он несся, как ретивый конь, не разбирая дороги. Перескочил через репейник, нахватав себе на обивку пук колючек, и скрылся в траве.

— Живая табуретка, — взвизгнули женским голосом в ответ на его стремительное появление, а следом к чистому небу взлетело словцо такой крепости, что сам верховный, наверное, покраснел бы.

Заросли зашевелились. Йося проворно проскакал мимо меня и, не чуя под собой ножек, рванул к дому. Стоило признать, что защитник из призрачного пса всегда был посредственный.

А возле камней у разрушенной части дома застыла с ошеломленным видом высокая худая девица с темными короткими волосами. Одета она была не по погоде: в кожаный длинный пыльник с мужского плеча, остроносые сапоги и узкие брюки. Вместо глаз черные провалы.

На долю секунды почудилось, будто в рядах моей домашней нечисти вновь прибыло. Но теория несколько не стыковалась с тем, что в руках девица вытягивала сложенные крестом ножки от стола, словно собиралась ими отмахиваться от монстра.

— Не подходи нечисть, — выкрикнул она. — Упокою.

Глаза оказались густо накрашены, и темная краска расплылась пятнами от пролитых на разрушенную стену слез.

— Это вряд ли, — вздохнула я, складывая руки на груди, и прищурилась. — Ты кто, милое создание?

— Какая я тебе милая? — огрызнулась она.

— Надо было сказать "немытая"? — иронично уточнила я. — Хорошо, немытое создание. Ты здесь по дому убиваешься или просто так, плачешь по душевному порыву?

— С чего бы мне убиваться по руинам? — Она опустила самодельный крест. — Ты кто такая?

— Вы, — спокойно поправила я, внимательно рассматривая незнакомку.

— Чего? — не поняла она.

— Говорю, что первая спросила. Ты кто такая, девица из ниоткуда?

— Ага, разбежалась и тут же сказала, — огрызнулась она. — Ходят всякие, суют нос в чужие дела.

— Ты без спроса вломилась на мой участок, — сдержанно пояснила я, дескать, все, что происходит за заросшим густым плющом забором является моими личными делами.

— Ты местная ведьма? — резко поумерив пыл, уточнила она.

— Практически готова ею стать, — согласилась я. — Так что ты здесь забыла, грозная девица?

— Хозяина ищу, а он был да сплыл. Только камушки и остались. — Она пнула острым носом сапога обломок кирпича.

— Хозяин? — нахмурившись, нараспев повторила я и повнимательнее пригляделась к чудному хамоватому созданию. — Ты никак последняя из темных прислужниц Хэдлеев?

— Вот еще, — откровенно оскорбилась девица и гордостью объявила: — Я первая из Эльб.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить имя и наконец переварить тот факт, что мы с тревогой ждали письма из башни Варлоков, а дождались целого почтового голубя.

— Танита Эльба? Ты темная прислужница?

Лицо ведьмака при виде девушки в пыльнике описать одним словом было бы сложно: на нем отразился целый спектр эмоций, от изумления до глубокой печали. Он оцепенел посреди кухни с недонесенной до рта кружкой, а Нильс просто замер с поварешкой, с которой капала на пол густая каша.