Комната, в которой я оказался, была частью веранды, в сам дом я ещё не попал.

Только сунулся к дверям, как в них появилось несколько дырок: бандиты палили на слух и довольно неплохо.

— Эй, легавый! — с издёвкой заорал кто-то. — Ты как — живой?

Меня подмывало ответить, причём нецензурно, но я промолчал. Даже дыхание затаил.

Что если типы в доме решат, что подстрелили меня и сунутся, чтобы проверить?

До меня донёсся чей-то приглушённый разговор: значит, в доме засели ещё минимум двое, причём один говорил явно с наездом, а второй вроде как оправдывался.

Скрипнула половица, я подобрался.

Дверь осторожно приоткрылась. Буквально на пару сантиметров, не больше.

Я по-прежнему не проявлял себя, ожидая, когда бандиты осмелеют.

Стоило лишь в проёме показаться лицу, я сразу нажал на спусковой крючок. Отдача у браунинга была ого-го, он едва не вырвался у меня из руки, однако дело сделал как надо.

Не дожидаясь, пока бандит упадёт, я кинулся к дверям, подхватив тело подстреленного, чтобы использовать его как живой щит. И стоит отметить, что вовремя — почти сразу затрещал шпалер другого противника. Он садил в своего товарища без всякого смущения.

А вот мне хотя бы один из этой шайки был нужен живым: хотя бы для того, чтобы во всём разобраться.

Дождавшись последнего выстрела, я толкнул теперь уже труп в стрелка, а сам изловчился и ушёл немного в сторону.

Наконец-то мне удалось его увидеть: типичный, как говорили в моё время «генацвале». Надо сказать, что несмотря на все тёрки между нашими странами, у меня было несколько знакомых ребят — грузин, все — отличные парни, душа компании. Однако везде есть свои отбросы.

Этот входил в их число: высокий, гибкий, с пронзительным взглядом и щеточкой щеголеватых усиков над верхней губой. Тонкий, но при этом сильный и переполненный звериной энергией.

Мне попался опасный противник.

Отбросив опустевший «шпалер», он ринулся на меня с кинжалом.

Я мог бы остановить его всего одним выстрелом, но клиент был нужен мне в полной кондиции. Надо понять, что за осиное гнездо разворошил наш приход с милиционером Кириченко.

Соперник будто прочитал мои мысли и потому без всякой опаски сделал выпад ножом. Не отпрянь я в последний момент, он бы достал меня.

Дальше всё было как на тренировке: я перехватил его руку, выбил нож, врезал коленом под «душу», хоть и сомневаюсь, что у него есть такая, а когда клиент согнулся от нестерпимой боли, саданул ему в ухо, отправляя в короткий сон с нерадужным пробуждением.

Убедившись, что в доме больше нет никого, представляющего опасность, тщательно зафиксировал пока ещё бессознательное туловище его же ремнём, обшмонал все карманы на предмет оружия и документов. Первого при нём не обнаружилось, зато нашлось удостоверение личности на фамилию Карумидзе — надо же, а с национальной принадлежностью я не ошибся.

Осталось только понять каким ветром сюда занесло этого горца. Трое спутников Карумидзе были мертвы, только один из них был славянской наружности — скорее всего, хозяин дома — Бык, что подтвердилось бумагами в его карманах.

Я пробежался по ним глазами: ага, гражданин Быков, отсюда и происхождение прозвища. Отбегался ты, Бык, раз и навсегда.

Потом бросился к Кириченко. Тот уже успел потерять сознание, но дышал, и это радовало.

Улочка на время перестрелки притихла, но народ тут проживал не робкого десятка — сразу с нескольких сторон к дому подходили вооружённые чем попало: от топоров до дреколья, мужики.

— Граждане, спокойствие! Нет поводов для беспокойства — уголовный розыск! — громко объявил я, пока не начались выяснения отношений. — Прошу проявить сознательность. Тут раненый, срочно нужна помощь.

— Ох, точно! — Кириченко заметили.

— Я за фельшаром сбегаю, — отозвался бородатый мужик на голове которого почему-то красовался треух. — Она тута, на другом конце улицы живёт.

Почти сразу подоспел патруль — трое запыхавшихся красноармейцев с винтовками.

— Что здесь происходит, граждане? Кто стрелял?

Я быстро ввёл их в курс дела, одного отправил звонить в МУР, а остальных приставил охранять периметр.

Дородная фельдшерица примчалась почти сразу. Она тоже явилась не одна, а в компании девушки, скорее всего — дочери, поскольку та была с фельдшерицей на одно лицо и фигуру, разве что в два раза моложе.

— Где раненый? — деловито поинтересовалась эскулап. — Пропустите меня к нему.

Зевак на улице, после того, как выстрелы прекратились, становилось всё больше и больше, несмотря на довольно поздний час.

Многие поглядывали на меня с интересом, то тут, то там шептались, охали и крестились, когда речь заходила о раненом. Зная наш народ, не удивлюсь, если завтра вся Москва будет обсуждать это событие, причём дополненное самыми фантастическими подробностями.

— Добрый вечер, — откозырял я медику. — Давайте я вас провожу.