— Ты поверила этой «тёте Оле», отдала ей свою куртку… Скажи, другие дети при этом были?

— Да. Мои подружки: Катя и Вера.

— Как думаешь, почему тётя окликнула именно тебя, а не других девочек?

— Наверное, ей понравилась моя курточка. Она была очень… красивая, — девочка не выдержала и захлюпала носом.

— Не плачь, Сара! Мы обязательно поймаем эту нехорошую тётю, — заверил Кириченко. — Но, чтобы сделать это, нужно, чтобы ты собралась и помогла нам.

Сара достала платочек и вытерла слёзы.

— Умница, — похвалил её старший милиционер. — Мне сказали, ты можешь описать эту тётю.

— Могу! — теперь уже радостно произнесла Сара.

Настроение у ребёнка изменилось почти мгновенно.

— Тогда расскажи нам об этой тёте.

— Ну… Она взрослая.

— Моложе твоей мамы?

— Что вы! Моя мама совсем молодая, а она больше на бабушку похожа.

— Как одета?

— Как все: косынка, блузка, юбка… — стала перечислять Сара.

— Хорошо, а особые приметы у неё есть? — поинтересовался Кириченко,

Он вёл себя довольно профессионально, поэтому я не вмешивался в его опрос потерпевшей.

— А что такое — особые приметы? — удивилась девочка.

— Ну, скажем — нет одной руки или ноги, шрам на лице…

Сара задумалась.

— Дяденька милиционер, а бородавка на носу — это особая примета или нет?

— Бородавка! — по глазам Кириченко я понял, что он только что напал на след. — У этой женщины была бородавка на носу?

— Да, — кивнула Сара.

— Хорошо, тогда пусть твоя мама распишется тут и тут, — показал он на протокол опроса. — И можете идти домой. Кажется, я знаю, кто эта нехорошая тётя.

Рахиль расписалась и посмотрела на меня.

— Вы идите, — сказал я. — А мы с товарищем ещё посидим вместе. Надо кое-что обговорить.

Дамы вышли из кабинета.

— Итак, кто такая эта тётя Оля? — спросил я у Кириченко.

— Ольга Матвеевская. Когда-то подрабатывала проституткой, потом постарела, подурнела, вышла в тираж. В общем, нормальный мужик на такую не польстится.

— И тогда она переключилась на мошенничество?

— Да. Причём по крупному не работает, не хватает квалификации, да и побаивается. Всё мелочёвкой балуется. Я на неё впервые вышел, когда она на рынке торговала вместо чая опилками: так аккуратненько их в фунтовые пачки засовывала, что даже на фабрике бы не догадались. Получила свои два года, вышла по амнистии через шесть месяцев и опять за своё. Только не знал, что она теперь на детишек переключилась… — грустно заключил Кириченко.

Ему тоже не нравилось, как и любому нормальному сыщику, брать преступников а потом видеть их снова на улице, выпущенных в рамках очередного помилования. Большинство уголовников возвращалось к прежнему ремеслу, и начиналась очередная эпопея с поимкой, судом и прочими процессуальными моментами.

— Но адресок-то её у тебя записан? — предположил я.

— Зачем записывать — я его наизусть знаю, — снова продемонстрировал свои профессиональные качества Кириченко, а у меня возникло острое желание походатайствовать перед Трепаловым, чтобы мужика перевели в наш отдел.

Конечно, на месте Фёдорова я бы хрен отпустил такого ценного кадра. Рабочие лошадки нужны везде и всегда.

— Тогда чего сидим, кого ждём? — встал я, намекая, что пришла пора активно действовать.

Кириченко засмеялся.

— Пойдёмте, товарищ Быстров. За полчаса дотопаем. Правда, сомневаюсь, что найдём у неё курточку. Вещи у неё обычно не залёживались. Наверняка её уже перекупщику скинула.

Гражданку Матвеевскую мы нашли в маленькой, прокуренной комнатке в коммуналке на десять семей.

Она лежала на металлической кровати, рядом стояла табуретка со следами недавнего пиршества: наполовину пустой бутылкой самогона, кругом колбасы и буханкой хлеба.

— Так я и думал: куртку толкнула, на вырученные деньги купила выпивку и закуску, и тут же нажралась, — произнёс Кириченко.

Наше появление осталось для пьяной гражданки незамеченным. Чтобы её разбудить, пришлось взять Матвеевскую за плечи и хорошенько потрясти. Наконец, её глаза открылись. Она посмотрела на нас и хихикнула.

— Мальчики…

— Куртка где? — сразу перешёл к делу Кириченко.

— Куртка… Какая куртка?

— Которую ты у девочки возле школы выманила.

— Ах эта! — к моему удивлению Ольга даже не стала упираться. Не то хмель развязал ей язык. Не то особой вины за собой она не видела. — Так я продала её.

— Кому?

— Быку толкнула. Только этот гад скупой оказался. Дал половину того, что я просила.

Матвеевская икнула и снова закрыла глаза.

— Не спи! — Кириченко снова стал трясти её за плечи.