— Ты не прав. Наоборот, люди спасают Харт, забирая себе часть ее самой.

— Конечно, можно и так рассуждать о моей сестре, только люди возвращают ей эти части, выбрасывая и искажая самыми отвратительными способами. Она превращается каждый раз в загнанное животное, неспособное отличить радость от ужаса.

— Это не всегда так…

— Всегда!

— Сын, ты рассуждаешь однобоко и глупо! Нельзя видеть только плохое, надо видеть и хорошее. Люди совершают ошибки, но пытаются их исправлять. Они могут выбрасывать чувства, отказываться от них, но потом искренне сожалеют и берегут в будущем. Они могут быть нерешительными, ленивыми и даже трусливыми, но если видят смысл и верят в себя, то действуют… Они способны самозабвенно любить, склонны к самопожертвованию во имя больших целей, умеют радоваться и ценить свое счастье.

— Все?

— Что все?

— Все люди делают то, о чем ты говоришь?

— Нет, но…

— Мама, все планеты занимают свое место. Они с глубокой мудростью хранят собственную энергетику, размеренно высвобождая мой дар. Когда приходит нужный момент, они дарят каждую частичку себя для создания чего-то нового. Вот это прекрасно и правильно. Я готов отдавать этому все.

— Сынок, людям, как и планетам, нужен ты, чтобы понять себя, обрести счастье, найти любовь… Несправедливо, если кто-то сможет все это обрести, а кто-то попросту не успеет.

— Не кажется тебе, что они слишком многого хотят?

— Эон, завтра важный день. Тебе придется делать свою работу. Если ты поймешь, как это важно и нужно, ты сможешь обрести смысл самого себя не только для космических тел, но и для всего живого, что гораздо важнее.

— Я давно нашел свой смысл, мама. В этот раз я не могу сказать тебе «нет». Все, что я могу, — лишь подготовиться и вытерпеть ту боль, которую ты мне уготовила. Но на следующем Таинстве Писания ты не сможешь меня контролировать, и я сам решу, как распорядиться своим даром.

— Эон…

— Не хочу продолжать этот разговор. Извини, пойду к себе.

Фатум сидела на скамье во внутреннем дворике замка, рассматривая белые цветы, похожие на розы.

— Удалось поговорить с Эоном? — Рейт подошел и уткнулся носом в белый бутон. Громко чихнув, он продолжил: — Клянусь тебе, что не пытался влиять на него… Просто высказывал свое мнение, описывал видение.

— Не клянись в неправде. Ты всегда имел большое влияние на мальчика и знал, что он слушает каждое твое слово. Я жалею, что не вмешалась в самом начале, боясь давить на него. После каждого обряда мне казалось, ему надо время прийти в себя. Но ты оказался находчивее.

— Так и скажи, что твое чувство вины не давало тебе возможности говорить с сыном. Зачем прикрываться пафосными фразами. Двое твоих детей страдают ради людей, но ты неумолима и тверда.

— Да! — повысила голос Фатум. — Я знаю свое место и свое предназначение. Тебе тоже пора бы уже смириться с этим. Само наше существование связано с людьми. Не будет их — не будет необходимости и в нас!

— Это не коснется Эона. Будь честна до конца, — фыркнул мужчина, вскинув руку вверх.

— Да. Но это коснется Харт! — еще больше возмутилась Фатум.

— Так что он сказал? — примирительно заговорил Рейт.

— Сказал, что это Таинство Писания — последнее, когда я контролирую его. Дальше он установит свои правила. Мне страшно, Рейт. — Глазами в тысячи зеркал на него смотрело отчаяние.

— Я понимаю… Попробую поговорить с ним, — в растерянности сглотнул Рейт, стараясь придумать, как исправить ситуацию.

— Не сейчас. После разговора со мной он не воспримет тебя.

Сны несли в себе глубокий смысл, и я силилась понять, какой именно. Мое подсознание в очередной раз говорило, как бездарно я трачу время.

Утром я проснулась одна. Павел, вероятно, ушел сразу, стоило мне уснуть. На комоде в углу лежала выстиранная и выглаженная одежда. Отражение в зеркале смотрело на меня опухшими красными глазами, губы были искусаны, а царапины на ладонях и коленях затянулись и предательски болели при каждом движении или прикосновении. Ждать, когда меня попросят уехать, смысла не видела. Быстро оделась и направилась к выходу.

— Даже не попрощаешься? — Павел спускался по лестнице.

— Я думала, ты спишь. — Выглядел он прекрасно, чего нельзя сказать обо мне.

— Вижу, ты торопишься уйти. Андрей отвезет тебя домой. Будь готова завтра к семи утра. — ровным голосом сказал он.

— К чему готова? — Я искренне недоумевала.

— К командировке. Ты забыла? — он произнес это таким тоном, словно был моим шефом.

— Я не поеду, — сквозь стиснутые зубы отчеканила я. Свое наказание я получила и в его дополнительных карательных мерах не нуждалась.

— Не путай личное с работой, — с усмешкой произнес Павел.

— Зачем тебе это? Вместо меня может поехать кто-нибудь другой. — Создавалось впечатление, что он желает мести или наказывает меня побольнее.