— Я люблю тебя каждой клеточкой своей души и тела…

Мне не нужны были свет или разряды молний, что озаряли так часто наши лица, я хорошо видела его глаза. Его сказочные прекрасные глаза, в которых покоились все планеты бескрайнего космоса, озаряя темноту невероятными красками.

— Доверься мне… и ничего не бойся, — прошептал он мне прямо в лицо.

Неважно, где вы находитесь и что происходит вокруг вас, когда вы полны любви. Меня не заботил дождь, поливающий наши тела, или посторонние взгляды; было все равно, день или ночь на улице. Важным центром Вселенной был он и то, что он пробуждал во мне.

За окном все начинало приобретать ясные очертания, ночь покидала наш рай, уступая место новому дню. Мы, обнявшись, лежали на кровати, все еще мокрые от дождя, который закончился так же внезапно, как начался.

— Ты необыкновенный… — озвучила я свои мысли.

— Рад слышать, — Павел улыбался, явно забавляясь моими словами.

— Перестань! — Я сильнее зарылась в простыню. — Речь не о том, что было сейчас…

— Я понял, — он меня дразнил.

— Все! Я передумала. Ты типичный самовлюбленный представитель мужского пола, — теперь и я улыбалась.

— Всегда удивлялся ходу мыслей женщин.

— Ты… простишь меня когда-нибудь? — Я приподнялась на локте, чтобы лучше видеть его реакцию на мой вопрос.

— Простил давно. — серьезно сказал он, оглаживая взглядом каждую черту моего лица.

— Когда?

— Это неважно. — Он опрокинул меня на спину и поцеловал. — Ты должна знать, что у тебя ничего не было с Севой. Мне жаль, что ты раньше не дала мне свой телефон.

— Но… — я не понимала, что он хочет сказать: то ли решил все забыть, то ли знал что-то.

— Сева — мой друг и хороший человек. И он — гей. Я был первым, кому он доверил свою тайну. Он старше меня на три года. Я еще учился в школе, а он — уже на втором курсе университета. У него был очень сложный период в жизни. Я старался ему помочь, хотя надо было просто понять и поддержать. Я знакомил его с девушками, устраивал свидания, в общем, занимался ерундой. Сева видит женщин так, как я вижу мужчин. Как ты понимаешь, это, скорее, вызывает отторжение, чем влечение. Уверен, он искал повод дать тебе понять это, просто вариант выбрал неудачный. Ну а что? Все мы порой шутим извращенными способами.

— Почему ты мне не сказал об этом сразу? — Моей радости не было предела, но вопросы роились в голове.

— Чтобы не было сомнений, тебе надо позвонить Севе, — предложил Павел.

— Что? — Павел не мог знать, о чем я думаю, если только встречи на детской площадке не были плодом моего воображения. — Я не говорила ничего об этом.

— У тебя все на лице написано, — Павел был в замешательстве, но почему-то не хотел говорить со мной об этом.

— Паша, почему ты не хочешь сказать мне, что тебя беспокоит? — осторожно спросила я.

— Меня беспокоит только одно: почему ты еще не поцеловала меня. — Больше он мне не дал возможности продолжать разговор, и все мои переживания ушли так же, как дождь прошлой ночью.

Последующие дни на острове были наполнены настоящим счастьем. Только мой очередной сон не давал мне покоя.

Сон четвертый

Зал центрального пика замка был просторным. Посередине размещался высокий хрустальный круглый стол. С двух сторон у него были выступы с подъемами у основания.

Сердце стола напоминало сосуд, который наполняли четыре луча. Первый шел сверху и был самим светом; второй — снизу и был темным, как крыло ворона; третий появлялся со стороны золоченой клетки у стены пика и имел самые яркие и неестественные краски; четвертый выходил из стены, противоположной клетке, — там была установлена каменная плита с металлическими обручами, приспособленными удерживать того, кто стоял возле нее.

Луч этого места имел цвета всех стихий и природных явлений — естественные цвета мира.

Фатум вошла в зал в жемчужно-белых длинных одеждах. Она подошла к золоченой клетке, из которой безумными глазами смотрела на нее Харт. Девушка то громко хохотала, то начинала рычать, стараясь вырваться из заточения…

— Потерпи, моя девочка, — мать бережно прикоснулась к руке дочери. — Скоро тебе станет легче.

Женщина заняла место у своего выступа и положила руки на стол. В то же мгновение по ее рукам побежали серебряные нити, наполняя глаза Фатум ярким светом. Ее брат Рейт занял место у выступа напротив, облачившись в черные одежды, расшитые пепельными писаниями по широким рукавам накидки. Стоило ему опустить ладони на стол, как по рукам побежали черные нити, наполняя его глаза тьмой. Эон вошел в зал с гордо поднятой головой и вызовом в глазах. Он встал у плиты и затянул железные обручи на своей груди до характерного щелчка, который дал понять, что вырваться ему не удастся, даже если он этого очень захочет. Подготовиться к тому, что с ним будет дальше, он не мог — это было невозможно. Но он мог быть сильным и смелым, в последний раз.