От досады закусываю губу. Хочу, чтобы в меня кончал. Беременность даже не обсуждается, ясное дело. Таблеток у меня противозачаточных нет, да и что здесь планировать — может он один раз сексом со мной занимается. Да и денег у меня на них сейчас нет.

— Речь не об этом, — возмущенно отвечаю, — я беременеть вообще не собираюсь. Я же говорю, риск. Просто… сейчас не кончай в меня еще, хорошо? Или… давай с презервативом.

Даже в конце морщусь, потому что фу.

Кулак взглядом блуждает у меня по лицу. Сотни эмоциональных проблесков у него во взоре. Вспыхивают и гаснут.

— Кончу не в тебя сейчас, — наконец говорит. — Но потом хочу, как надо. В тебя.

Чувствую, как кожа лица еще пуще пылает, потому что планирует заниматься со мной сексом еще. Царапаю ему грудь слегка. Кулак прямо зависает и втыкает, как я это делаю.

— Ладно, придумаю что-нибудь. Сейчас, подожди, воды попью.

Кое-как в простынь закутываюсь, вылажу на поиски и прямо из бутылки пью.

Он допивает все оставшееся.

И заваливает меня на кровать снова.

Терзаем друг друга, чуть ли не до драки, и он второй раз меня берет. С напором небезопасным для кровати.

Руками вынуждена впиваться ему в шею и спину, чтобы удерживаться. Как он меня колошматит, так и внутри у меня долбежка. Всех систем. Что-то рвется из меня. Будто тело коконом вообще оказалось. Рвется-рвется, но никак не явит себя.

Стону без передышки, потому что без выхода бунт эмоций спалит все изнутри до каркаса. Не знала, сколько пустоты во мне таилось, а теперь внутри заполняется, разливается, теснится — и шквалистым огнем мгновенно сжирается.

Кулак заходится рыками, ускоряясь. Живой он такой. Ничего не стесняется.

Если он в сторону взгляд безумный отведет, мне кажется… я, как живой организм, закончусь.

— Маленькая моя, маленькая моя, маленькая моя…

Он начинает хрипеть это по кругу, беспрерывно, чаще чем толчки. Потом даже без пауз между словами. Видимо, чтобы я уже ничего другого, кроме слов его, слышать не умела.

Разлетаемся вдвоем так, что по всему поселку можно электричество пустить.

Я — первая, скребу его ногтями и вырываюсь бурными выдохами из-под поцелуя. Он — следом, долбясь так быстро, что вены на шее вот-вот лопнут и порвутся.

Лижу их, и зацеловываю после. А он мои волосы не выпускает, и переваливает меня на себя, чтобы не задавить. Кусает мне предплечье исступленно.

— Иди ко мне, — снова заводит с хрипотцой в голосе, пятерней грудь нашаривая.

Лезет целоваться, и я медленно тяну его нижнюю губу на себя, чтобы он зарычал.

Трезвонит и трезвонит, и — все. Переворачиваюсь боком, нащупываю вибрирующую пластмассу и запускаю в стену куда-то. Стук сопровождает блаженная тишина.

Обратно в волосы ей тычусь.

Только рассвело, а им уже что-то надо от меня. Пошли на хуй сегодня!

Еще не проснувшаяся до конца Алиса поворачивается на спину и приподнимается. Смеется, разглядев мой телефон на полу.

Еще не очнулась, а уже радостная. За грудиной кулак разжимается, и давай качать кровушку.

— Вдруг важное что, — улыбается она, опускаясь обратно.

— Ну, значит, неважное уже.

Хочет простыней дырявой прикрыться, но я вниз оттягиваю ткань. Грудки расползлись и расплющились в таком положении — потому что тяжелые они у нее, большие, самые классные, что видел. Опять голова кругом идет.

Коксом никогда не баловался, теперь знаю почему. Оказалось, ждет меня Алиса Чернышевская, с нервной ножкой, пробивным характером, манящими глазами и охуенно нежными, с большими ареолами, сиськами. И кроет получше, ядренее кокса.

Тычусь в нее несуразно и на новый круг заходим. Так и знал, что она громкая, и теперь сам помалкивать не могу. Не хочу сзади ее ебать, хочу видеть, как кончает. Каждый раз.

Пока, конечно. Потом обязательно сзади объезжу.

Так и представлял, что мордашка у нее будет потрясающая во время… всего.

Только в миллиард раз лучше, потому что можно трогать, где захочешь.

И Алиса сама меня обкатывает везде. Руками и губами. Щедрая она вообще во всем.

Не хочу думать, что не знал так многого раньше. Каково это чувствовать, как елозанье нежного языка по шее прямо в яйцах отзывается. Алиса мне ночью все вверху обцеловала, и я тупо не переварил еще. А тушка моя вдруг вся жадная до прикосновений стала.

Не хочу и не думаю. Дремаем еще часок, но никто из нас всерьез не отрубается.