Потом она капризничает, мол, вся грязная и руками туда лезть не даст.

Заебись, что грязная, от меня ведь. Ну ладно, отпускаю в душ.

За окном явно очередной жаркий день намечается. Врубаю мобилу, работает пластмасса. Гендир холдинга сообщениями закидал, что месячный репорт на пораньше переносится. Ну, покедова, не сегодня.

Свеженькая и мокренькая выходит, и феном крутит. Иду в душ, хотя вроде договорились, что чистая она даст мне еще раз ее довести. Стопорю свои запросы, потому что…

… свершилось, епта, и как бы теперь не лопнуть.

Вместе на завтрак топаем, я только к себе забегаю переодеться. Игната, гендира, Филатова, помощника — в топку. Как-нибудь без меня разберутся, умники.

Алиса долго выбирает, поэтому жду ее за столиком. Потом она у кассы что-то стопорится. Я уже подрываюсь идти разбираться, но она разворачивается сюда.

Предлагаю перед совещанием кофе купить у рынка, потому что он там на удивление приличный. Она рада пойти, но кофе не хочет. От чая она там тоже отказывается, ладно. Когда выходим к Дому Культуры, уже хочу зажать фею где-то.

Целую ее в шею сопливо, и она улыбается. Нельзя так делать. Я же человек живой. Вот она улыбается, а я сначала на тонну больше раздуваюсь, а потом вообще ничего не вешу. Зачем вообще идем туда? Надо-надо, но…

— Только, Вася, давай не афишировать. Что они про меня подумают?

Едва ли не шепчет, возмущенно. Я прям вот торможу возле крыльца и ее в оборот беру. Не лапаю, но в моей тени стоит она.

— Чего еще? Что за не афишировать?

— Не показывать, что мы…

— От тебя не ожидал, Чернышевская. Какая нам разница? Подумают они. Давай без детского сада.

Подумают они, что злая псина вроде меня Алису запугала, но выдохнут с облегчением, что я сбавлю обороты немного.

— Вот именно. Зачем смешивать. Не будем. — Смотрит на меня с воинственным блеском в глазах. Ух боевая фея. — Не надо.

Опять это «смешивать».

Не хочет небось, чтобы ее репутация в глазах людей упала. Типа, вся такая хорошая, а дает мне.

После вчерашнего и сегодняшнего не наскребаю достаточно злости на запреты очередные. Это правда в кое-чем. Она добрая и мягкая. Красивая, богатая, умная. Ну а я — богатый. И бешеный.

Я и не рассчитывал на половину вчерашнего. Если хочу ее, надо попуститься немного хотя бы в этом.

А то в другом я точно не стопорнусь.

— Пошли. — На автомате руку ее сгребаю, но потом раздраженно отпускаю. — Будем делать вид, что невинны, как церковный хор.

— Ты знаешь… — тянет она со смешинкой в глазах, намекая, что церковный хор не такой уж безгрешный.

Я делаю удивленный вид, но она улавливает, что пошутил я так. Смеется и сама чуть за руку меня не хватает. Блядь, это новая пытка. Предыдущих недель было недостаточно. Теперь, значит, что-то другое.

На совещании Алиса прям великолепно меня игнорирует. И нравится мне это все меньше и меньше. Считаю минуты, как закончится болтология и в Гостиницу пойдем. Реально сижу и в голове перебираю на хрена мне спорткомлпекс сдался. Да-да, план по легализации, потому что после войны с Карелиным и убийством Сарковского пришла пора.

Возвращаемся в Гостиницу типа вместе, но все равно шифруемся. Терпение у меня, конечно, на исходе, но она что-то постоянно рассказывает и объясняет. Ее голос-колокольчик меня отвлекает.

В номере у двери ее зажимаю, и в разнос ухожу. Она дрожит подо мной, когда засаживаю. Рот ее привычно уничтожаю, но Алисе хорошо. Опять позорюсь, как скорострел, и на мгновение агрессия через край выплескивается.

Слишком грубо ее руки на себя дергаю, она нахмуренно отталкивается, и я ищу, как вину тут же загладить.

Никогда никому до вчера не отлизывал. Теперь не представляю, как это вообще без ее беспомощных толчков прямо в лицо.

Жаль, мордашки ее не видно. Обе ножки трясутся, трепыхаются несдержанно. Мне это жилы выкручивает, четко в такт. Юлой в башке закручивается ее дрожь, что впитываю.

Стараюсь не думать, кто ей раньше такое делал. Алиса хорошо разбирается, чего хочет. Значит, опыт был. Да-да, стараюсь не думать. И обо всем остальном, что делали. Она теперь только моя. Сказала ведь сама, что никто так хорошо не делал, как я.

Как вспомню, так опять по новой, той же юлой внутренности раскручиваются.

Считай, я нервным быть больше не умею. На стреме все время. Хочу только тыкаться в тонкую кожу, куда угодно. Только тогда жало, ввинченное в подсознанку, вместо яда кайф вбрызгивает.