В тачке молчим.

Сейчас дотащимся до отеля, а там разойдемся по номерам. И все — потом опять над каждым пунктом биться в Доме Культуры.

Консультации лучшего юриста в этой практике мне не только 3 куска в час стоили. А бессонных ночей, которыми он вдалбливал в меня хоть что-то пригодное для устного воспроизведения моей персоной.

Понятно теперь многое, а толку-то? Боевая фея не отступит.

Съезжаю с дороги на поле какое-то ровное, и торможу.

Дополнительный свет в салоне не врубаю.

У меня за ноздрями жар перегородку коптит. Так хочу повернуться всем корпусом и на нее смотреть. Зубы сам себе расшатываю.

— Пункт два один два три в доке, — делаю вид, что окрестности рассматриваю. Вечерние окрестности пустого поля. Когда ни черта не видно, то очень интересно.

— Что пункт два один два три? — поводит Алиса плечом. Какая же она… упрямая.

— Хочешь его получить?

Молчит.

Нерешительно заводит, и я оцениваю. Знаю, что смягчать умеет она.

— Ты, кажется, уже предлагал мне что-то.

Тяну раздраженными ноздрями воздух, а то после адовой давки тяжело надышаться надолго. И тут в тачке явно с кислородом резко проблема образовалась.

— Хочешь или нет?

Не злюсь, но грубо наваливаю.

Боюсь смелость потерять. И момент.

Боюсь вот этот момент утратить.

Как потерял ее ладонь в давке. Надо было крепче держать. Но крепче — это уже косточки в ее ладони надломить.

Алиса поджимает губы.

— Какая разница, хочу или не хочу. Гарантий нет.

Умеет оскорблять, когда захочет. Типа мое слово ничего не стоит. Гнев прямо-таки булькает в горле, но подавляю первую волну, чтобы подрезать второй — помягче.

— Ты все не въезжаешь в эту ситуацию. Здесь вообще один гарант. Это я. Захочу построю. Захочу не построю. Через меня решать все надо.

Она смотрит внимательно на меня. Мазня черная осыпалась на щеку, видимо, с ресничек ее. А я бы все слизал, когда съел бы ее всю. Держусь за руль клешней.

— Ты первый раз это делаешь, Кулаков. Если ты будешь действовать привычными методами, но дров станет больше, чем до этого.

— Ага. Ну, значит, зайду на вторую попытку. Здесь вопрос насколько ты хочешь этот долбаный пункт два один два три. Сейчас.

Глядим друг в друга так напряженно, что воздух вот-вот наэлектризуется. А я со спичками обращаться не умею.

— Что ты предлагаешь? — мрачно интересуется Алиса.

Невольно срываюсь взглядом на ее белую майку. Алиса точно дышать стала чаще. У меня язык еле во рту поворачивается. В тачке тихо, и на поле — тоже, а внутри меня в ураган все сворачивается. И кружит, кружит…

Мать твою, скажу или нет.

— Покажешь грудь если. Полностью. То считай, пункт два один два три — твой. Построю новый детдом при новых трещинах.

Выдаю спокойно для себя, даже ровно.

Алиса, от оцепенения и потрясения, тоже сидит ровно и спокойно.

Секунд пять где-то.

— Ты… ты… пьяный что ли постоянно, Кулак? — она в натуре задыхается от возмущения. — Да я… Как ты себя это представляешь? И… Ты издеваешься, да?

Она тянется к дверной ручке, но щелкаю ключем я быстрее. Все выходы блокируются.

Алиса во все глаза сначала смотрит на опущенный замок у стекла, а потом — на меня.

Какая же она… Поселилась у меня в башке. Везде. Снаружи. Внутри. Утопаю в попытках отследить все.

— Представляю я это нормально. Майку твою за секунду стянуть можно.

Ее щеки точно розовеют. Это разливает у меня внутри столь аномальное количество тепла, что мне не по себе на мгновение становится. Откуда это тепло берется, хрен его знает. Эти гребаные Васильки — один сплошной первый раз.

Первый раз бабу добиваюсь. Даже не знаю — это добиваться или нет? Нет, никак ненормально, коли так хочешь кого-то беспрестанно.

Каждую минуту теперь на шухере живу. Разгоняюсь, дрифтую, дрифтую, потом оглядываюсь — блядь, это же у меня нутро заносится. Что здесь происходит? Я думать разучился, бля? Мысли сгорают до того, как закрепятся в башке. Кроме одного. Кроме, мать вашу, потока картинок о боевой фее.

— Тебе по башке тоже за секунду дать можно, — гневается Алиса.

Вообще нет, но настолько отупел уже, что ей можно. По башке мне дать.