— Алиса, иди домой! — взревел он, едва завидев ее, но кто-то из агрессоров оказался проворнее — подскочил к ней, схватил за плечи.

Она завизжала, задергалась, но это было, конечно, абсолютно бесполезно — как если бы мышка пыталась вырваться из лап тигра.

— А вот и награда победителю! — довольно прорычал громила, обдавая Алису парами дешевого алкоголя, проще сказать — спирта.

Костя матерно выругался и принялся расталкивать противников, пробираясь к своей "награде". Алиса испуганно ахала и вскрикивала всякий раз, когда ее защитнику прилетало в лицо или в корпус, так что даже не замечала, как все крепче стискивали железные лапы держащего ее негодяя. Окончательно почувствовала она себя в ловушке, когда он вжался своим пахучим лицом в ее волосы и шею, чуть ли не прикусив последнюю. Алисе стало так плохо, что, кажется, еще секунда — и ее стошнит. Живот скручивало болью, в голове плескалась мерзкая муть.

— Ба-буш-каа! — завопила она из последних сил в надежде, что та в состоянии вызвать участкового. Правда, пока он приедет…

Подмога пришла, откуда не ждали — с соседнего огорода, топая прямо по грядкам семимильными шагами, прискакал Костин отец — Валерий Ильич. Глаза его бешено сверкали, а в руке металлически поблескивало что-то длинное и тонкое.

— Ааа ну, ррразошлись, ссобаки! — взревел сосед, перемахнув через забор. — А то щас шмальну по пяткам!

Деревенские парни вдруг отшатнулись, кажется, готовые попадать на землю, как осенние листья. Костя быстро сориентировался, оттолкнул того верзилу, что тискал Алису, и спрятал ее за своей спиной.

— Че стоите? — прорычал он негодяям. — Плохо слышите? Валите отсюда, ***, чтоб я больше вас здесь не видел! Ясно вам?

— Ну ты, ***, борзый, дед! — злобно сквозь зубы прошипел Витька. — У тебя разрешение-то на оружие есть?

— Да ты не беспокойся, паря! — в том же тоне ответил Валерий Ильич. — Если надо, я и лицензию на убийство предъявлю!

Парни ещё поругались, чтобы хоть немного сохранить лицо, угрожая Васильевым самыми страшными карами, какие смогли придумать, но потом всё-таки убрались восвояси. Как только их тарахтящие железные клячи скрылись за поворотом, Костин отец обессиленно привалился к забору.

— Ох, староват я для таких фокусов… — пробормотал он. — Поди, сахар опять упал… мать ругаться будет… Пойду чаю попью… — и он медленно, но ровно поплелся к себе на участок — на этот раз через калитку.

Алиса же решительно взяла Костю за руку и повела его к себе в дом. Включила на кухне свет, посадила своего рыцаря на табуретку, достала аптечку. Потом вспомнила про бабулю, сбегала в спальню — и тихонько прыснула в кулачок: ее прародительница мирно посапывала, безмятежно улыбаясь во сне.

Костя сидел смирно и молча ждал. Майки на нем, конечно, не было, и все синяки и ссадины сияли свежими розовыми пятнами. Алиса аккуратно промокнула поврежденную кожу ватными дисками, смоченными перекисью водорода, шишки намазала бабулиным пахучим чудо-средством.

— Ну вот, — мягко, даже ласково пожурила она своего защитника, — все как я и говорила. Приехали с группой поддержки и тебя… — голос ее дрогнул.

Костя ничего не ответил. Алиса погладила его ладошкой по щеке, осторожно коснулась большим пальцем его разбитой нижней губы. Ну вот, теперь и не поцелуешь даже — ему больно будет.

— Спасибо, Костя, — прошептала Алиса, стараясь унять звенящий от накипавших слез голос. — Что бы я без тебя делала?

Он по-прежнему молчал и смотрел на нее выжидающе. Надо еще что-то сказать… или сделать… но что?

— Я… приду завтра, — наконец нарушил тишину Костя, — заделаю окно.

— Хорошо. Спасибо. Я буду тебя ждать.

И все. Ушел. Не приставал, ничего не требовал. Алиса почти обиделась — совести не хватило — точнее, бессовестности. Он ведь чуть голову за нее не сложил, какие тут могут быть обиды?

Костя понял, что все изменилось, но теперь его обуяло упрямство. Пусть сама скажет или хотя бы поцелует. Он три недели вокруг нее увивался, а теперь еще и последний шаг за ним?

Однако в том, что ее чувства изменились, сомнений не было. Она ходила грустная, задумчивая и совсем перестала дерзить. А смотрела так ласково, что у Кости сердце замирало. Но ничего, время еще есть — последняя неделя сессии — пусть пострадает немножко. Одно его смущало — как бы эти придурки опять не заявились, пока его нет. На отца надеяться не стоит — это был для него героический рывок, после которого он отлеживался несколько дней в постели. Часто он подобное проворачивать не сможет. Так что Костя взял с малявки обещание, что при малейшем шуме она запрется дома и сразу вызовет полицию, а потом наберет его. И он приедет из города, наплевав на все. Потому что она — его. Его маленькая, противная, вредная козявка, его ведьмочка из Зазеркалья, его боль и радость. Бывает же такое, что люди предназначены друг другу? Теперь он был уверен, что бывает, и у них с Алиской без вариантов. Сколько нервов она ему растреплет — наплевать. Все равно она ему нужна. Крохотный, тощий комочек счастья. Упрямая коза, девочка-одуванчик. Любимая малышка.

Эта последняя неделя тянулась бесконечно, душа сержанта Васильева рвалась в родную деревню, к глупой девчонке. На последний экзамен он пришел уже с вещами, а как только сдал — всего лишь на удовлетворительно, потому что башка думать отказывалась — рванул на автовокзал. Одногруппники собирались отметить окончание сессии, звали его в кабак, но это Костю совершенно не интересовало. Он мчался к своей ведьмочке.

Алиса встретила его на подходе, даже из калитки вышла на дорогу. Бросилась обнимать, мокрого, потного, пыльного.