Шрифт:
Взглянув на павшего друга в последний раз, Орм поспешил к загону. Повезло: нервно ударяя копытом землю, гнедой всё ещё дожидался своего хозяина.
С трудом взобравшись в седло, Орм окинул пылающий посёлок прощальным взором и ударил каблуками в бока животного.
— Пошёл, пошёл! — прикрикивал он, подгоняя коня, чтобы убраться подальше, чтобы не видеть больше смерти тех, кого знал, кто был ему дорог.
Дорога до Тихой рощи занимала чуть больше часа, а Орму казалось, что уже прошла целая вечность. Утомлённый собственным криком, младенец наконец-то заснул, тревожно причмокивая пальчик. Всю дорогу перед глазами стояло разрубленное на части тело мальчишки. Как же так вышло? Такой одарённый танаиш… Зачем Мать позвала его к себе? Какой в этом всём смысл?
Едва деревья перестали казаться сплошной бурой полосой, как Орм заметил рыжее пятнышко, мелькающее среди сухой травы. Он вымученно улыбнулся: дождалась, чертовка. Осиротевшая несколько лет назад, девчонка так привязалась к нему, что временами просто не давала проходу.
Как только Агот приблизилась, Орм протянул ей свёрток с младенцем и спрыгнул на землю. От долгой езды ноги затекли, мышцы дрожали от напряжения.
— Остальные ещё не вернулись?
— Нет, отец, — девчонка шмыгнула раскрасневшимся носом. — Я так боялась, что больше не увижу тебя!
Орм с нежностью потрепал огненную копну волос и направился к роще, где жалкая горстка спасшихся нашла убежище. Подвёл его Дар на этот раз. Как же он не увидел Решения раньше? Что помешало? Неужели та тьма? Нет, не может она быть такой сильной. Маа никогда бы не допустила.
Равновесие — основа мироздания. Там, где сгущается тьма, свет становится ярче. Что-то грядёт, Орм чуял это нутром. Последние годы танаиш, дети нового мира, рождались всё чаще и чаще. Замысел здесь точно есть, и коли Мать пожелает, то сама откроет его, как открыла и часть мозаики. Или, может, это и есть то самое Решение?
Роща стенала рыданиями и скорбью. Женщины хватали его за рукава, спрашивали о мужьях, сыновьях, но что он мог им ответить? Разве в такой бойне что-то разберёшь? В ответ им Орм удручённо качал головой, подбадривал словом, просил мужаться.
В течение нескольких часов они встречали остальных. Раненые, усталые, в глазах безутешная тоска. Выжили немногие, но миссию свою всё же выполнили — спасли кого смогли. Видимо, в этот раз увидел Айдж куда больше него самого: крови пролилось слишком много.
К ночи вернулся отряд Альмода. Вроде уцелели почти все, но несколько лошадей всё же остались без всадников.
Не обнаружив среди выживших отца, молодой вождь, не сказав ни слова, ушёл вглубь рощи. Орм решил его пока не тревожить: пусть побудет один, выпустит горе. Слишком многое легло на его плечи всего за один день. И самое худшее, что ему придётся начинать всё заново, спасать свой народ от холода и голодной смерти. Хотя и народом их теперь не назвать — жалкая горстка стариков, детей да женщин. Защитников почти не осталось. Может, кто из других поселений и выжил, но не ходить же по равнинам разыскивать, когда в затылок уже дышит зима. Здесь бы самим пережить холода.
А ведь не первая стычка с побережцами, да только в этот раз король, видимо, сильно рассерчал. За несколько часов их едва не стёрли с лица земли, как букашек. Ничего, уруттанцам не привыкать. Подрастут молодые воины, родятся новые, но сейчас нужно думать не об этом. Возвращаться теперь некуда: посёлок сожжён дотла, стада разбрелись по всей равнине. Завтра поутру не мешает выловить хотя бы часть, чтоб молоко да мясо на первое время были. Только вот дальше что? Возвращаться на пепелище?
— Куда мы теперь пойдём, отец? — Агот протянула шаману пшеничную лепёшку с куском вяленой телятины.
— Увидим, — только сейчас Орм вспомнил, что не ел с самого утра.
Он жадно проглотил скудный ужин и запил его простой водой. Здесь, в роще, прожить можно. Ручей рядом, горы неподалёку, только вот псы да гиены… Они же замучаются отбиваться от тварей, больно их здесь много развелось. Да и Мыс слишком близко, не дадут им здесь покоя.
— Как там Альмод?
— Вроде ничего, — пожала плечами девчонка. — Вернулся к остальным, поел даже немного.
— Хорошо. Скажи ему, что я здесь жду, разговор есть.
Голоса за спиной постепенно стихали. Обессиленные, изморённые горем, уруттанцы погружались в тревожный сон. Завтра новый день, новая жизнь, начавшаяся со слёз утраты. Но рассвет, встреченный в слезах, обычно сулит улыбку счастья на закате. Боль поутихнет, добро наживётся, а погибшие обязательно вернутся рано или поздно, здесь уж как Матушка распорядится.
И всё бы ничего, вот только та тьма… Страшные времена грядут, это и без Дара почувствовать можно. Нет, возвращаться назад нельзя. Что толку пытаться возродить то, что скоро будет окончательно уничтожено? Не прибрежцами — чем-то куда страшнее. Знать бы только, сколько времени осталось.